Барвинок

— Да неужто ты в панские гайдуки[16] пошел? А разве батько твой?.. — тошно мне сделалось, что сын казака мог ляхам продаться, гордость и волю на службу шляхтичам променять.

— А нет у меня батьки, — горько сказал Василь. — Проклял меня старый казак, как узнал.

В соседней хате шумно было, девки и бабы замужние по двору сновали, подметали, деревья лентами украшали, никак к свадьбе готовятся. Ближе подошла, поздоровалась. Рябая девка к тыну подошла, узнала я ее сразу, Оксанка, дочка старосты. Губы поджала, худую косу нервно подергала, на меня зло взглянула:

— Тебе чего надобно, Христинка?

— К свадьбе готовишься? — улыбнулась я. — В хату пустишь? К батьке твоему дело есть.

Посторонилась Оксанка, во двор пропуская. Но я не спешила к старосте, интересно мне стало.

— Говорят, замуж за Степана Кривошея собираешься?

— А тебе какая забота?

— Так говорят, на другой собирался жениться. И года не прошло с ее смерти, а вы уже о свадьбе сговорились.

— Так ты батька спроси. Это он сговаривался, — буркнула Оксанка и надулась.

— А ты замуж разве не хочешь?

Девка с лица спала и как-то сникла.

— Боязно мне. У Кривошея жена умерла, а потом и невеста. Может, сглазил его кто? Слушай, Христинка, уговори батька? Не хочу я за него замуж!

Задумалась я крепко, а Оксанка меня уговаривать начала, за руки цепляется, словно утопающая. Тьфу ты!

Старосту я в хате застала, поклонилась и поздоровалась.

— Челом тебе, пане. Вопросы имею, по поводу Марыськи.

— А с ней чего? Ты бы лучше купцами занималась. А ну как еще кто богу душу отдаст!

— Пане староста, сами ведь просили с чертовщиной разобраться. А как с ней разобраться, если неведомо, что с Марыськой случилось. Сама утопла нечаянно, или помог кто…

Староста чарку недопитую на стол поставил, руками всплеснул, на меня уставился:

— Дык ведь сама она пошла топиться, что ж тут неясного!

— Отчего так решили? Не было у нее причины в воду лезть. Про свадьбу было договорено, жених ей был люб, завидовали все счастью, а она в воду лезть? Уж простите, не поверю, пане Горобець!

Староста помолчал немного, ус пожевал, крякнул смущенно и выдал:

— Порченая она была. С купцами заезжими баловалась. Все на хуторе про то судачили, только батько все слепой ходил. Может, поняла, что Степка после свадьбы, как узнает, так и прибьет сразу, вот и решилась — в омут?

Я покачала головой.

— Неужто Марыська не смогла бы мужу голову задурить? Не верю. Думаю, что помог ей кто-то. А теперь утопленница за душегубом приходит и ищет его…

Староста с лица осунулся, посерел весь.

— Что ж теперь делать? Ведь разорюсь! Как пить дать — разорюсь!

— На приданное дочке не разорились же? И не страшно вам Оксанку-то замуж выдавать за жениха Марыськи? А ну как и за ней придет?

— Да типун тебе на язык, злыдня! Ты дочку не трожь! Оксаночка моя — чистая душа, а Марыська — хвойда[17] гулящая. А такого завидного жениха дочка моя заслужила.

— Может, свадьбу перенесете? Боязно Оксанке, только вам не говорит, не хочет батька гневить…

Староста стукнул кулаком по столу и завопил:

— Да вы обе с ума сошли! Уже все приготовлено! — стал пальцы загибать, перечислять, жадностью глаза враз загорелись. — Сорочки свадебные, рушники вышитые, цветастые скатерти молодым, сорочки из льняного полотна, опояски шелковые, плахты клетчатые, платья люстриновые, все готово!

Оксанка робко в хату заглянула, на пороге замерла.

— Батько, страшно мне… Не хочу замуж…

Потом на лавку села, вышивку недоделанную перебирать стала, в пальцах теребить. Я с ней рядом села, за плечи обняла, на узор из барвинков кивнула:

— Неужто сама такую красоту вышиваешь?

Оксанка кивнула, а у самой слезы на глазах.

— Вот что, дочка, ты не печалься. Христинка покойницу угомонит, аккурат до Покровов успеет. Верно, Христинка?

Я задумчиво кивнула, разглядывая вышивку.