— Почему вы зовете меня «барышня»? Это так не привычно.
— Согласен. Но так мягче, чем просто девочка. Да и вы уже вышли из этого возраста. А девушка как-то уж слишком чопорно и современно, вы на них не похожи. Посмотрите на свои ножки.
Анастасия взглянула на них. Ножки как ножки, сандалии.
— А что с ними?
Он охнул.
— В том все и дело, что ничего. Что носят твои сверстницы? — он не смотрел в ее сторону, раскладывал свои принадлежности и стал подтачивать карандаш.
— Ну… — похоже, что никогда над этим и не думала.
— Затрудняешь ответить на такой простой вопрос?
— Нет. Они носят красавки, туфли и … — пыталась еще что-то вспомнить.
— Да-да, именно красавки, а у тебя сандалии.
— И что же это значит?
— А то, что в сандалиях ты не побегаешь по лесу, по коровнику, и не потаскаешь водички. Слишком тонкие лямочки и такие беленькие. Это говорит о том, что не пачкаются в навозе, а потертость говорит о том, что они у тебя уже давно. Вот я и сделал вывод, что вы барышня, а не простая девушка. И более того, — он снова охнул и продолжил свои рассуждения — кто в такую рань встанет и придет сюда?
Она пожала плечами, но тут же высказала свое предложение.
— Кто угодно, кто хочет встретить рассвет, поздороваться с ним.
Он в очередной раз охнул, достал из папки листок ватмана и начал крепить его к планшету.
— Да-да, действительно. Только тот, кто хочет с ним поздороваться. Но вот проблема. Когда работаешь по дому, ты не замечаешь солнышко, ты видишь его только тогда, когда проснулся, а в это время у тебя в голове мысль «уже встало, а так хочется еще вздремнуть» …
Наконец он прикрепил белый лист и прищурил левый глаз. Казалось, он что-то смотрит на этом листе.
— Присядьте, барышня, вот на этот стульчик, — его палец показал на канцелярский стул, что стоял у стола.
Анастасия сдула с него пыль и присела.
Так они продолжили беседу. В душе радовалась собеседнику. Расспрашивала его о жизни, о городе. Она призналась, что редко там бывает и уже не знает, что нового носят в городе. Рассказала, что читает, кто ей нравится. Рассказала про свою кошку, которой в этом году исполнилось уже семь лет и что она уже успела в этом году родить четверо котят. Они говорили еще о многом, но в основном говорила сама Анастасия. Ей было приятно, что ее кто-то слушает.
— Ну вот и все. — Сильвестр Павлович потянулся, его старческая спина выпрямилась и захрустела.
— Можно взглянуть? — нерешительно спросила Анастасия.
— Безусловно можно, ведь я тебя рисовал.
— Меня? — от удивления она чуть было не упала.
— Ага.
Анастасия подбежала и встала за спиной художника. Яркое солнышко бликовало на листе. Она прищурилась. От этого карандашные линии стали тоньше, прозрачнее и воздушнее. Увидела свой образ, свою головку и вздернутый носик, слегка опущенное плечо и гордую спину. Это была действительно она. Никто в жизни ее не рисовал. Вот так просто и все готово, и как похоже.
Девочка крутила головой, пытаясь рассмотреть каждую черточку, каждый штришок. Ничего лишнего, только силуэт и слабая тень. От этого рисунок был просто пронизан воздухом.
— Красиво… — все, что смогла сказала Анастасия. — Очень красиво.
— Ну что вы. Не стоит так хвалить, а то я, как художник, еще и возгоржусь.
Но ему было действительно приятно. Он потирал свои сморщенные ладони, а пальцы крутили огрызок карандаша.
— А это… — только сейчас заметила, что на ее плече платье было немного приспущено. Оно как бы невзначай с него спускалось и тем самым придавало уже совершенно иное настроение.
— А это… — он сказал так, как будто она обратила на какую-то букашку. — Плечо.
— И только? — ей стало даже немного обидно.
— Да, просто плечо. Я продолжил линию шеи. А тут платье. Решил, что не гоже, вот и добавил легкости, — Сильвестр Павлович поднял свою шевелюру и взглянул на нее. — Не надо было?
Анастасия еще раз взглянула на рисунок.
— Нет, вы правы, — она наклонила голову, пытаясь лучше рассмотреть линии — просто не ожидала.
— О!.. — он задумчиво посмотрел в потолок. — А что мы вообще ожидаем?
Она пожала плечами.
— Мы не можем жить по писаному, иначе стало бы очень грустно. Представь, что вы знаете, что и когда делать, вам хочется, но не можете совершить рискованный поступок, потому что нельзя, там об этом не написано. Разве так интересно жить? И была ли тогда эта жизнь? …
Ее глазки удивленно посмотрели на него.
— Нет конечно. Мы в праве делать сами то, что желаем, — сделала свое умозаключение Анастасия.
— Не спеши с такими выводами, барышня, — он оперся о подоконник. — Если вы пришли сюда, это не означает только ваше на то желание.
— Почему? Это решила только я.
— Нет, не вы, — казалось, что ему был не интересен этот разговор, — а множество обстоятельств, к которым вы не имеете никакого отношения.
— Как это так?
— Сперва это ваша матушка.
— Но она спала и не знает.