Барышня Эльза

— А к семи часам я пригласила фризершу, она работает бесподобно. Зимой она живет в Милане. До свидания, Эльза. До свидания, Поль.

— Имею честь кланяться, фрау Мор.

Ушла. Хорошо, что хоть остался Поль.

— Можно мне немного посидеть с тобою, Эльза? Или я мешаю твоим мечтам?

— Отчего — моим мечтам? Может быть, моей действительности.

Это, в сущности, не значит ничего. Лучше бы он ушел. Мне ведь нужно говорить с Дорсдаем. Вот он все еще там стоит с несчастною фрау Винавер, он скучает, я это вижу по его лицу, он хотел бы подойти ко мне.

— Разве существует у тебя такая действительность, которой нельзя мешать?

Что он говорит? Пусть убирается к черту. Отчего я так кокетливо улыбаюсь ему? Я ведь совсем не о нем думаю. Дорсдай поглядывает в нашу сторону. Где я? Где я?

— Что с тобою сегодня, Эльза?

— Что ж бы со мною было?

— Ты загадочна, демонична, обольстительна.

— Не говори вздора, Поль.

— Прямо теряешь голову, глядя на тебя.

Что он говорит? Как он говорит со мною. Он красив. Дым моей папиросы путается у него в волосах. Но теперь он мне не нужен.

— Ты так пренебрежительна ко мне. Почему же, Эльза?

Я не отвечаю ничего. Он мне не нужен теперь. Я придаю лицу мое несносное выражение. Только бы не болтать с ним больше.

— Твои мысли где-то в другом месте.

— Это, пожалуй, верно.

Он для меня что воздух. Замечает ли Дорсдай, что я его жду? Я не смотрю в его сторону, но знаю, что он смотрит на меня.

— Ну, будь здорова, Эльза?

Слава Богу. Он целует мне руку. Этого он обычно никогда не делает.

— До свидания, Поль.

Откуда у меня этот томный голос? Он уходит, повеса. Вероятно, ему нужно еще как-то сговориться с Цисси насчет сегодняшней ночи. Желаю много удовольствия. Я надеваю шаль на плечи, встаю, выхожу из отеля. Становится уже немного прохладно. Жаль, что я свое пальто… Ах, я ведь его сегодня утром повесила в швейцарской. Я чувствую взгляд Дорсдая у себя на спине, сквозь шаль. Фрау Винавер теперь поднимается к себе в комнату. Откуда же я это знаю? Телепатия.

— Пожалуйста, господин портье…

— Ваше пальто, фрейлейн?

— Да, пожалуйста.

— По вечерам уже немного прохладно, фрейлейн. Это у нас так сразу делается.

— Благодарю вас.

Выйти ли из отеля? Конечно, как же иначе? Во всяком случае — направиться к дверям. Теперь входят люди один за другим. Господин в золотом пенсне. Высокий блондин в зеленом жилете. Все они смотрят на меня. Она мила, эта маленькая из Женевы. Нет, она из Лозанны. В сущности, совсем не так прохладно.

— Добрый вечер, фрейлейн Эльза.

О Господи, это он. Я ничего не скажу о папе. Ни слова. Только после обеда. Или я отправлюсь завтра в Вену. Пойду сама к доктору Фиале. Отчего мне сразу не пришло это в голову? Я оборачиваюсь с таким видом, словно не знаю, кто у меня стоит за спиною.

— Ах, господин Дорсдай.

— Вы еще вышли прогуляться, фрейлейн Эльза?

— Не прогуляться, только походить немного взад и вперед до обеда.

— Еще почти час впереди.

— В самом деле?

Воздух совсем не такой прохладный. Горы — синие. То-то бы весело было, если бы он вдруг сделал мне предложение.

Все-таки нет на свете красивее уголка, чем этот.

— Вы находите, господин фон Дорсдай? Но пожалуйста, не говорите, что воздух, как шампанское.

— Нет, фрейлейн Эльза, это я говорю только начиная с двух тысяч метров высоты. А здесь мы на высоте не больше шестисот пятидесяти метров над уровнем моря.

— Разве так велика разница?

— Разумеется. Бывали вы в Энгадине?

— Нет, еще ни разу. Так воздух там действительно похож на шампанское?

— Пожалуй. Но шампанское не мое любимое вино. Я предпочитаю эту местность. Одни ее леса чего стоят!

Какой он скучный. Неужели он этого не чувствует? Он, очевидно, не знает как следует, о чем со мною говорить. С замужней женщиной это было бы проще. Скажешь маленькую непристойность — и беседе дан толчок.

— Вы еще долго останетесь здесь, в Сан-Мартино, фрейлейн Эльза?

Идиотизм! Отчего я так кокетливо поглядываю на него? А он уж улыбается известным образом. Нет, какие же дураки мужчины!

— Это зависит отчасти от планов моей тетушки.

Это ведь неправда. Я могу и одна поехать в Вену.

— Вероятно, до десятого.

— Матушка ваша, должно быть, еще в Гмундене?

— Нет, господин фон Дорсдай. Она уже в Вене. Вот уже три недели. Папа тоже в Вене. Он в этом году позволил себе только одну неделю отдыха. Мне кажется, процесс Эрбесгеймеров отнимает у него очень много времени.

— Могу себе представить. Но ведь ваш отец — единственный человек, способный спасти Эрбесгеймеров… Успехом надо считать уже и то, что дело это вообще рассматривается как гражданское.

Это хорошо, это хорошо.

— Мне приятно слышать, что и у вас такое благоприятное предчувствие.

— Предчувствие? В каком смысле?

— Да в том, что папа выиграет этот процесс.

— Этого я не сказал бы с уверенностью.

Как, он уже идет на попятный? Это ему не удастся.

— О, я верю в предчувствия. Представьте себе, господин Дорсдай, как раз сегодня я получила письмо из дому.

Это было не очень ловко. Он делает несколько озадаченное лицо. Ну, дальше, дальше, без запинки. Он хороший, старый друг папы. Дальше, дальше. Теперь или никогда.