Барышня и хулиган

В гостях, куда Алка отправилась, не заходя домой, она просидела до двенадцати и на темной, без единого фонаря, улице поймала такси. Кто же не знает, что девушкам ночью одним в такси лучше не ездить, но если она еще задержится, родители ее просто убьют!

Марина не уехала с дачи домой, как собиралась. Она ни за что не осталась бы ночевать в одном доме с медсестрой, но хочешь не хочешь, а после того, как подружки торопливо сбежали в город, надо было хоть немного убрать дом — оставить медсестре загаженную кровать было все.таки слишком… Проклиная Новый год, ненужных ей гостей и отдельно Дашу с Алкой, Маринка мыла полы и так вдруг устала, что еле добрела до своей комнаты и заснула чуть ли не с тряпкой в руке. Сквозь сон она услышала, как приехал отец с семьей, зашел к ней и радостно произнес: «Отлично, пусть Маринка спит, тогда она с нами завтра побудет!»

Даша проснулась от Сониных спокойных, произнесенных обычным голосом слов:

— Даша, вставай, Папа умер.

Сказано было негромко, но Даша мгновенно села в кровати. Она не успела понять смысла фразы и где она находится, но что-то внутри полыхнуло и обожгло страшным жаром. Пока как автомат шла за Соней по длинному извилистому коридору, она почти проснулась, но сознание тормозило и, не желая вернуться окончательно, упрямо остановилось у какой-то черты, как у закрытой двери — не думать, не понимать. Что сказала мама и что вообще означают слова «Папа умер»?

Даша вошла в комнату родителей и пошатнулась. Папа лежал неподвижно, почему-то вокруг лица у него был повязан белый бинт… и он молчал, не говорил ей «привет, Пуська»… ничего. Даша упала на колени рядом с кроватью и закричала:

— Папочка, нет, не надо, Папа, я еще маленькая!

И тут же тихо и сразу безнадежно, как пятилетняя, попросила:

— Ну, пожалуйста.

Врачи уходили, виновато поглядывая на Дашу, скорчившуюся на полу в своей старой пижаме с уточками. Выглядела она со сна лет на пятнадцать, и врачи, глядя на нее, думали: «Вот ребенок остался без отца, и отец-то такой молодой, сорок два года…»

Соня вышла проводить врачей в прихожую, взглянула безумными глазами, тихо сказала «спасибо». Врач помоложе спросил коллегу:

— Укол нужен? Тот кивнул.

— Какая красивая жена у него, на итальянку похожа, — уже на лестнице заметил молодой врач.

— Да… красивая, — ответил тот, что постарше. — Жалко ее, и девчонку жалко, за полчаса человек умер…

Оставшись одна, Даша вдруг перестала задыхаться от ужаса, а спокойно и размеренно произнесла:

— Папа, прости меня, пожалуйста.

И только после этого заплакала. Сквозь горловой спазм прорывались хриплые, сдавленные рыдания: «Папочка, прости меня, пожалуйста, прости, я больше не буду!»

Сколько Даша ни думала, за что она тогда просила прощения, ей так и не пришло ничего в голову, честное слово, она ведь была хорошей девочкой и любила своего Папу…

…Папа записал Дашу в школу в Московском районе. Вокруг их панельной пятиэтажки таких одинаковых школ, построенных буквой П, было несколько. Соня хотела отдать ее в специализированную, английскую, тоже находившуюся неподалеку, но туда Дашу не взяли, объяснив свой отказ тем, что родители ее «служащие». Квота на служащих вся вышла, вот если бы она была дочерью рабочего, тогда да, а раз служащие, извините, возможности нет.

Папа вернулся домой очень расстроенный. Соня встретила его в крохотной прихожей их трехкомнатной квартиры и прыгающим голосом спросила:

— Ну что, ты ходил к директору? Что она сказала?

— Сказала, что лучше бы ты вышла замуж за слесаря! — огрызнулся Папа.

— Английская школа дает язык на всю жизнь, — безнадежно настаивала Соня, прижимая ладони к щекам. — Ты должен позаботиться о будущем своего ребенка. — Сквозь командный пафос предательски проскальзывали беспомощные интонации.

— Дворник, токарь, кухонный мужик — все достойны того, чтобы их дети знали иностранные языки, а мы с тобой, кандидаты наук, рылом не вышли! — Папа шутил, но в глазах его стояла обида. Даша знала, так бывает, когда не хочешь показать, как тебе обидно.

Первого сентября она отправилась в соседнюю школу с огромным букетом розовых и красных гладиолусов, с торчащими, будто приклеенными к голове, тугими косичками и черными уродскими очочками. Круглые очки скрывали огромные серо-зеленые глаза в длинных темных ресницах, выделяя на лице довольно крупный горбатый нос. Не очень хорошенькая барышня, глаза и нос на тонких ножках, зато с большими амбициями и желанием всегда быть первой. Для Папы!

Дашин служащий Папа окончил холодильный институт, защитил кандидатскую диссертацию и там же, в институте, работал. Но служба его не заканчивалась с приходом домой, из прихожей он сразу же нырял в крошечную комнатку, где все стены, от пола до потолка, занимали полки с книгами и папками, стоял самодельный письменный стол, представлявший собой всего лишь доску, положенную на стопки книг, и сигаретный дым смешивался с сухим затхлым запахом бумаг. Папа всегда был чуть-чуть не здесь и не сейчас, а в своих научных мыслях и бумагах, и необычные, загадочно-красивые слова «абсорбция» и «адсорбция» были с детства знакомы Даше.