Расположившись на Женькиной койке, Даша мгновенно прониклась беспечностью невзрослой лагерной жизни. Атмосфера в лагере напоминала поезд, который везет детей в крымский пионерский лагерь. Днем все бродят по вагону из купе в купе, а вечером, забравшись на свои полки, мечтают, что скоро увидят море.
Утром они с Женькой, как и все остальные, ходили в гости к соседям, последовательно перемещаясь из комнаты в комнату. В одной из комнат пели песни под гитару, в другой с утра до вечера выпивали, в третьей не умолкая рассказывали анекдоты. Еще была комната, в которую они заходили послушать политические новости.
Ближе к вечеру Даша начинала ныть, что, кроме Женькиных соседей, ей хотелось бы увидеть Берлин, и они уезжали гулять, напоминая друг другу, что проход на огражденную забором территорию лагеря закрывается в одиннадцать вечера.
Нарушения режима лагерным начальством не поощрялись, и, постояв ночью у закрытых ворот, они отправлялись к самой низкой части забора. Чувствуя себя припозднившимися пионерами, сначала перекидывали через забор Дашину сумку и Женькин рюкзак, потом перепрыгивал Женька и ловил Дашу. Подобрав с земли свое имущество, озираясь и задыхаясь от сдавленного хохота, они неслись к своей комнате.
— Мумзель, ложись! Лагерный сторож! — как-то крикнул Женька и упал на траву.
Лечь Даша не решилась, но на всякий случай присела на корточки и, пригнувшись, спрятала голову в коленях.
— Посмотри на себя! — нравоучительно произнес Женька, насладившись ее видом. — Тебе тридцать лет! Ты мать взрослой дочери, а валишься на землю по команде, как будто всю жизнь воровала яблоки по чужим садам!
Дашин обратный билет они меняли три раза. Вместо недели она прожила в лагере три недели и два дня. Им повезло, Женькин сосед уехал на неделю в Москву, а по приезде перебрался на освободившуюся койку в соседней комнате.
— Мумзель, они все думают, что ты моя девушка! Невозможно объяснить людям, что мы с тобой проболтали почти месяц каждый на своей койке, как детишки во время тихого часа. Меня посчитают импотентом, а тебя идиоткой! Кем ты, собственно говоря, и являешься!
Женька, обвивавшийся вокруг новых людей с непосредственностью вьюнка, обзавелся уже приятелями-немцами.
— Das ist mein besten Freund! — представлял он им Дашу. Приятели-немцы были в восторге от его интеллигентности, чувства юмора и правильного немецкого языка.
— Имей в виду, Мумз, они не знают, что я получаю пособие! Это неприлично, и они не стали бы со мной общаться, — предупредил он Дашу.
— Ты получаешь немецкие денежки уже довольно давно… а что ты все-таки собираешься делать дальше?
— Посмотрим.
— Помнишь, ты в юности хотел стать помещиком? Может быть, ты достиг своего идеала и стал немецким помещиком на пособии? — ехидно спросила Даша. — Работать будем или нет?!
— Пока меня устраивает моя жизнь.
Прощаясь с Женькой в аэропорту, она неожиданно зло сказала:
— Нечестно, ты без меня живешь, тусуешься и не скучаешь ни капельки, а я скучаю по тебе всегда! Сама себе шучу и сама смеюсь!
— Мумзель, не злобничай, — серьезно ответил ей Женька. — Я точно знаю, что наши с тобой отношения — это самое лучшее, что у нас было. — И тут же, ехидно улыбнувшись, добавил: — Я имею в виду, это лучшее, что у тебя было, Мумз! У меня-то еще все впереди!
Даша. 1994 год
Первого апреля робко пробившееся сквозь тучи солнце неожиданно сменил такой сильный снегопад, что, выйдя на улицу, Даша обнаружила сугроб вместо своей машины. В машине не было щетки, и, оглянувшись вокруг в поисках подходящего предмета, Даша вздохнула и принялась сметать снег собственной сумкой. Сильно перегнувшись через капот, она потеряла равновесие, и зажатые под мышкой красочные учебники упали в противное жидкое месиво под ногами.
На Невском, по колеса в воде, плавали машины. У Елисеевского «мерседес» разметал в разные стороны «восьмерку» и «Запорожец», и, оробев от этого зрелища, Даша поползла по Невскому еще медленнее.
«Как же мне скучно стало жить!» — думала она, жалея себя. Вяло придерживая руль и еле перебирая ногами, она добралась до площади Восстания. Остановившись перед светофором, прикрыла глаза и задремала. Из дремоты ее вывел резкий толчок. Оглянувшись, она увидела за рулем «Чероки» ухмыляющегося Игорька. Даша непонимающе взглянула на него, сделав приветственный жест, отвернулась и немедленно ощутила еще более сильный толчок.
Машины вокруг уже поехали, а Даша продолжала стоять, беспомощно оглядываясь и не понимая, что происходит. Водитель стоящего позади «Москвича», объехал Дашину «восьмерку» и покрутил пальцем у виска, не решившись выразить неудовольствие шалящему посреди Невского джипу. Развернувшись наконец под гудки соседних водителей, Даша встала у аптеки.
— У меня что-то с машиной! — испуганно крикнула она Игорьку, вылезающему из джипа в рваных джинсах и старой куртке. Он припарковал машину на Невском таким неудобным для всех образом, как будто находился один на лесной тропинке.
— Это я тебя бампером толкал, — ответил Игорек. — Знал я, что ты неумеха, но что такая…