Барышня ищет работу (СИ)

— И что, прямо самородок? Чего ради в академии-то учить? Может быть — так, домашним порядком да частным образом? Пусть силу обуздает, да замуж идёт и рожает детей со способностями, а тех детей уж выучим как-нибудь.

И на лице его прямо написано, что только девиц непонятных с края географии ему тут не хватало!

— А ты взгляни, Пал Палыч, — и Пуговкин с улыбкой подал ему уже знакомую мне бумагу, которую вытащил всё равно что из воздуха.

Тот взял, разложил на столе, принялся читать, громко сопя.

— Рехнулись вы там все, да? — спросил, когда дочитал. — И Болотников, и ты?

— Отчего же сразу — рехнулись, — Пуговкин забавлялся. — Ничего подобного, все в уме и памяти. Чиновник Восточно-Сибирской губернии увидел возможного служащего для своего аппарата, а какого пола тот служащий — ему дела нет, лишь бы работал. Сам знаешь, спрос на нас велик, а предложение вот подкачало. Потому и хватаем мёртвой хваткой каждого одарённого, кого нам судьба-то покажет. Судьбе, понимаешь ли, нет различия — девица то или юноша. Опять же, девицы — они мирные, в сходках не участвуют, в противоправных выходках не замечены, с бомбами не бегают. Учатся себе да учатся.

— Это ты кому говоришь про девиц? Всякие девицы случаются, и с бомбами — тоже, — пробормотал Мезенцев. — Жить где будет? Хозяев квартирных надо проверить на сто раз, мало ли.

— У меня и будет, в нашем флигеле. Нас с Аннушкой Мироновной тоже будешь на благонадёжность проверять?

— Тебя не буду, — засопел Мезенцев. — Сам будто не знаешь, отчего я всё это говорю.

— Да можно подумать, у наших ребят есть время на бомбы, партии и прочие революционные кружки, — вздохнул Пуговкин. — Учатся они, света белого не видят. Мои — точно.

— Вот как раз про твоих-то мне и накляузничали уже с утра, что где-то на общественном балу отметились. Пили что попало, вели себя безобразно, то есть как обычно. Разберись, что ли?

— Непременно разберусь. Но это обычные студенческие шалости, от века ж безобразничали. А ты — революция. Если и маги подадутся в революцию, то спасения от той революции нам не видать. Оленька, хочешь в революцию? — внезапно спросил он меня, впрочем, очень таким, знаете, участливым тоном.

— Упаси боже, — замотала я головой.

Если революция здесь тоже впереди, то мы все её ещё увидим, а пока — дайте взять всё, что можно, от учёбы и вообще от здешней приличной жизни.

— Вот, видишь, Пал Палыч? Упаси боже. Правильная барышня. Понимает, что потрясения сами нас найдут, ещё и создавать их самим вовсе и не нужно. Подпишешь бумагу-то?

Пал Палыч снова уставился на меня тяжёлым взглядом.

— И что же, госпожа… Филиппова желает учиться?

— Желаю, — кивнула я. — Выучиться и отправиться к месту службы.

— Да она хоть понимает, что это за служба? Ты объяснил, чем некроманты на службе занимаются? Это ж, ну, даже не сестрой милосердия работать, это ж, ну!

Казалось, уважаемый Пал Палыч никак не может придумать, как отговорить меня от этой затеи.

— Я уже подписала документ, Павел Павлович. И намерена выполнить условия соглашения, — мягко сказала я.

— Будь по-вашему, — сухо кивнул тот. — Но я предупредил. Вас обоих предупредил. Временя непростые, малейший намёк на политику — и поедете вы, Ольга Дмитриевна, обратно в своё Юбилейное, и до конца дней будете там коз гонять. И курам разъяснять основы некромантии.

Я едва не рассмеялась, потому что вообразила кур, которым объясняю основы некромантии. Ничего, я прорвусь, я справлюсь.

Ректор подставил свою подпись на бумаге, которую дал ему Пуговкин, и ещё раз глянул на нас обоих.

— Иван унесёт, приказ сделаем. Индивидуальное расписание, так?

— Так. Иначе не выйдет. Общие предметы послушает вместе с другими студентами, а вот специальные будет постигать со мной и с теми, на кого я укажу.

— В конце обучения экзамен?

— Верно, будет держать экзамен по тем самым общим дисциплинам, а потом — и по специальности, и пригласим комиссию, чтобы потом нам не говорили, будто мы за просто так дипломы раздаём.

— Ладно, ступайте. Приказ пришлю.

— Дай знать, отправлю кого-нибудь из своих, шмыгнут и принесут.

Я представила, как будут «шмыгать». Улыбнулась.

— Спасибо вам. Павел Павлович.

— Не благодарите, ещё пожалеете, что связались со всем этим делом, — скривился тот.

В приёмной Пуговкин кивнул Ивану и протянул мне руку.

— Ну что, теперь идём утрясать твоё расписание. Глядишь, кого из преподавателей на месте поймаем, договоримся.

Я приняла руку и шагнула дальше в свою новую жизнь.

13. Начинаем от печки

13. Начинаем от печки

Мы снова вышли в некоей приёмной, но здесь секретарский стол пустовал. Пуговкин приложил ладонь к не имевшей никакого замка двери, и она с тихим мелодичным звоном отворилась.

— Прошу, голубушка Оленька, — пригласил он меня войти.

Запустил вперёд себя несколько осветительных шаров — хоть солнце уже и встало, но в помещении всё ещё было темновато. Начало января, тёмное время. Ничего, скоро станет светлее.