Барышня. Нельзя касаться

И еще он там спит рядом с девочкой. Милой, удивительной и очень худенькой девочкой… Кудрявой, как та красавица на балконе. Так доверчиво льнувшей ко мне в машине. Марина была еще не подростком, но уже и не малышкой. И я очень удивилась, когда Марк с моей помощью, конечно, но достаточно легко закинул у подъезда ее, спящую, к себе на плечо и понес по ступенькам на третий этаж…

И, конечно, я отлично понимала, топая за ним с большой спортивной сумкой на плече, что он меня немножечко обманул… И мне почему-то даже смешно было от воспоминаний о том, как я в больнице, словно курица-наседка, кружилась над ним… Обманул ведь не со зла, это же видно! А почему тогда? Потому что я… потому что Катя Семенова, странная, нелюдимая, ненормальная… ему нравится!

…Катенька старалась не смотреть на Виктора Антоновича. И даже, сосредоточившись на мечтах о Мишеньке Васнецове, не вслушиваться в его разговор с отцом и маменькой. Но иногда, особенно когда карета проезжала освещенные большими круглыми фонарями участки дороги, не имея сил удержаться от любопытства, она все-таки украдкой бросала взгляд на Радулова.

Нет, все-таки не страшный он! Не такой красивый, может быть, как Мишель, но точно не страшный… и не мерзкий! Высокомерный и холодный — да! Но не мерзкий точно… И голос у него вовсе не противный, как показалось ей тогда в кабинете отца…

Да и как Виктор Антонович может быть мерзким после того, что Кате рассказала о нём маменька, пришедшая, как обычно, пожелать ей добрых снов? Нет, ну, в это же поверить невозможно даже! Кто бы мог подумать…

— Как вы считаете, Катерина Федоровна, с какого возраста лучше всего начинать обучение? — спросил вдруг он, и Катенька в испуге заметалась взглядом по стенкам кареты — задумавшись, она совершенно забыла, что смотрит на Виктора Антоновича в упор!

— Что, простите? — с трудом выдавила она из себя.

Именно в это мгновение карета, противно заскрипев рессорами, остановилась возле ярко освещенного дома Стояновых, где и должен был вот-вот начаться бал. Вопрос исчез сам собой, и Катенька облегченно выдохнула. А еще больше обрадовалась она, когда папенька, пропустив вперед Радулова, сам протянул ей руку, помогая спуститься из экипажа.

Дом Стояновых можно было запросто назвать дворцом! И тяжелые гардины на окнах, и огромные люстры с тысячами зажженых свечей, и большая винтовая лестница, уходящая на второй этаж, все производило впечатление богатства, ощущение необъятного пространства, масштаба. Всё впечатляло и наполняло Катенькину душу восторгом и ожиданием чего-то необычного!

Девушка старалась не смотреть слишком уж удивленно и восторженно, но так и чувствовала, что это все — и восторг, и ожидание, и радость, и… много чего еще, это всё заметно окружащим, потому что искрится в глазах, румянцем выплескивается на щеки!