Барышня с дипломом

Одним словом, внутри модного ресторана в оформлении царила театрально-тюремная смесь. На стенах афиши и Высоцкий во всех видах, на окнах решетки, кое-где табуретки и широкий стол под газеткой. В отдельных кабинетах мебель из Мольера, ковры на стенах и гитара с бантом.

Публика в «Таганке» была разнообразная. Два зала с отдельным входом держал для себя Гурков, а в основных помещениях под звуки местного шансона развлекался средний класс Правдинска – хозяева магазинчиков и палаток, местные банкиры и администрация любого уровня. Здесь был свой круг, и в этом смысле «Таганка» напоминала английский паб…

Жук вызвал агента условным звонком. Там не было ничего про славянский платяной шкаф. Опытный полковник придумал пароль на ресторанную тему. Когда Ким брал трубку, Жук произносил: «Мясо для шашлыков прибудет в полдень». Он мог еще добавить: «Это будет баранина». Все очень просто: полдень – это полдень, это время встреч. А сорт мяса – место встречи. Или в развалинах за рекой, а если «свинина», то в дубовой роще на дороге к Москве.

Жук потребовал встретиться в полдень потому, что вечером Лощинин хотел провести в ресторане акцию. А к ней надо подготовиться.

Они встретились на проселочной дороге в трех километрах от «Таганки». Правда, не на самой дороге, а на соседнем холме, который порос кустами орешника. Подойти к нему можно было с двух сторон, и обе дороги хорошо просматривались… Конспирация!

На таких встречах они не привыкли терять время зря и кота за хвост не тянули.

– Предстоит небольшая работа, Виктор. Я до сих пор тебя сильно нагружал?

– Нет, полковник. Мы изредка мило общались. Я, конечно, закладывал кое-кого, но это в порядке трепа.

– Ты правильно понял, Леший. До сих пор был треп, а будет маленькая работа… Держи!

Жук протянул руку, и на его ладони лежали три темных брусочка, каждый размером с треть спичечного коробка.

– Ну как, Витя, догадался, что это есть такое?

– Догадался… Мой однофамилец, Юлий Ким хорошие песни писал. И у меня тоже куплет родился: «Получил я жучки от Жука и прижучил туда, где братва».

– Не очень складно, но суть ты понял… Эти фиговины на липучках. Одну под стол, где обычно Гурков сидит, а остальные в других местах.

– Где?

– Туда, где его заместители. Один – где правая рука Гуркова, а второй жучок – где левая.

– Понял, гражданин начальник… На верную смерть меня толкаете.

– Ну, это если тебя разоблачат… А кто тебя спас от верной смерти семь лет назад? За общак тебя бы меж двух берез разорвали.

– Все помню! Благодарен по гроб жизни…

Они сидели на холме под защитой кустов. Все было тихо, безлюдно. Правая тропинка спускалась с иномарке Кима, а в другую сторону к другой дороге вела другая тропинка. И машина у Жука была другая – Жигуль-раздолбайка.

Они никак не были друзьями или приятелями. Этого не могло быть потому, что этого не могло быть никогда! Мент вору не товарищ… Но расставаться им тоже не хотелось. Их что-то связывало между собой, притягивало… Они оба были романтики, оба верили в доброту и счастье. Только Жук хотел этого для всех, а Ким – для себя.

– Удивляюсь я, Юрий Иванович. Вот вы есть честный милицейский полковник. Но вас выперли, и живете вы на даче – развалюхе… А я бывший вор. И сейчас вращаюсь в бандитский кругах, но я-то живу богато. Могу хоть завтра полететь в Париж и нажраться устриц от пуза.

– Я эту дрянь и задаром есть не буду… Эти французы еще и лягушек едят.

– Я не о том, полковник. Я – о справедливости жизни. Вот дам я вам сейчас десять тысяч баксов. Возьмете?

– Сам знаешь ответ. Я, Ким, твои грязные деньги не возьму.

– Знаю, полковник… Что за страна у нас? Если честный, то бедный. А как богатый – обязательно вор.

– Я думаю, Ким, что это от широты нашей души. Немец, он немножко сворует, а остальное народу оставит. А наши воруют широко, до последнего огурца… Пойми, Ким, твой Гурков в мировом масштабе – сморчок. Но помоги нам его сковырнуть. Очень тебя прошу…

* * *

Максим Ежов только на первый взгляд был молодой и зеленый. Репортерская жизнь обучила его конспирации покруче, чем чекистов в их Высших школах.

Он просмотрел бумаги и сразу понял, что говорить о них в своем кабинете не будет… С тех пор, как он стал поддерживать в мэры нормального хозяйственника Заморова, он автоматически превратился во врага Андрея Гуркова. И Максиму стали анонимно намекать, что он идет не тем путем. Неверной дорогой идете, товарищ!

В его квартиру врывались дважды. В последний раз с устройством легкого пожара – прямо на паркете костер из фотографий, рабочих записей и блокнотов… И другие пакости ему делали. Колеса прокалывали. Во время прямого эфира врубали записи ослиного крика… В самом кабинете Ежов трижды выковыривал прослушки: в настольной лампе, в телефоне и в замке старого шкафа.

Три жучка Макс нашел, а сколько еще прячутся по углам.

Ежов говорил, но одновременно руками делал такие загогулины, чтоб Ольга поняла – говорит он совсем не то, что думает, но делать надо так, как он говорит.