Барышня с дипломом

Крутова стояла у куста и благодарила американскую моду. Если бы не джинсы, то она расцарапала бы и нижнюю часть тела.

В этот самый момент она услышала за спиной звук мотора, и ее осветили фары. Она обернулась, и прожекторы ослепили ее. Ольга стояла как на сцене под блеском софитов. Только зрителей не хватает… А вот и они!

Из машины вышли трое, и эти мрачные силуэты стали надвигаться на Ольгу.

– Помогите!

– Сейчас поможем… Предъяви документы!

– У меня нет документов. Только что их украли.

– Знакомая песня… Ты откуда?

– Я из Москвы.

– Еще лучше! Своих шалав у нас мало, так из столицы потянулись… Ты чего в центральный сквер залезла? С твоей рожей на окраинах работать надо.

– Я совсем не то, что вы подумали. Я – адвокат.

– Смешная кликуха… Вытяни руки, адвокат.

Ольга протянула руки вперед, и мгновенно на запястьях защелкнулись наручники… Она никак этого не ожидала. Она же жертва ограбления, Эти менты все перепутали! Они должны срочно ловить грабителя. Они должны спрашивать у нее приметы грабителя, составлять фоторобот…

Наручники очень мешали говорить. Оленька машинально попыталась их сбросить и затрясла руками во все стороны. При одном взмахе браслет ударил мента в челюсть. Тот вскрикнул, но не разозлился, а даже обрадовался.

– Вот и отлично! Все видели? Сопротивление представителю… Ты, дура, вместо пятнадцати суток уже год заработала… Вася! У тебя дубинка есть? Гаси эту шалаву и грузи в машину.

Вася сработал моментально. Удар дубинкой попал в то же место, куда и кулак грабителя… И все-таки они сатрапы!

В машине Ольга молчала. Она думала, что сейчас ее привезут к следователю, у которого высшее юридическое образование. Он сразу все поймет, и она поспешит в гостиницу зализывать раны.

Но привезли ее не в светлый кабинет, где царит закон. Ее втолкнули в темную каморку. При открытой двери она увидела огромный топчан, нары на шесть-восемь человек. А в самом дальнем углу шевелилось что-то в телогрейке.

Дверь лязгнула, и стало темно, как в закрытом пустом холодильнике.

То, что копошилось в углу, встало и заговорило хриплым мужским голосом:

– Теперь не так скучно будет… Где ты там? Ложись ко мне под бочок. Одной тебе холодно будет… Поболтаем, повеселимся… Да где ты, черт тебя подери?!

Глава 4

Оленька хотела заорать, но крик застрял в горле. Звук получился слабенький. Она как будто чирикнула. Или мяукнула.

Она себя обнаружила, и телогрейка подошла поближе, дыхнув перегаром.

– Вот ты где. Давай лапу, и пойдем на нары. Тебя как звать-то? Я – Катерина.

– Как Катерина? Так вы женщина?

– Понятно! Ты меня за мужика приняла и уже настроилась, что я тебя сейчас трахать буду. Вот умора! Правда, голос я себе крепко подсадила. Пропила и прокурила… Так как тебя зовут?

– Ольга.

– Пойдем на нары, Ольга. Там и поговорим. А насчет секса не бойся. Я не по этой части. Я мужиков люблю… И они меня когда-то любили. Сейчас с этим сложнее стало.

Свет в камере включили в семь утра. Катя проспалась, полностью протрезвела и уже не казалась такой страшной. Более того – Ольга с грязным поцарапанным лицом и в рваной кофте могла выглядеть еще хуже.

Катерина имела фамилию Маслова и вчера вечером она пересказала Ольге историю про свою полную тезку. Про ту, о которой написал граф Толстой… Жила девушка Катя в горничных, соблазнил ее барин и уехал. Выгнали ее из барского дома, и пошла она по рукам. Потом ее сослали в Сибирь, а барин одумался и стал переживать… Оленька знала, конечно, этот сюжет, Но здесь в кутузке на нарах и в пересказе женщины с грубым голосом эта история звучала так трогательно, так душещипательно…

Утром никто не собирался их допрашивать. И никто не собирался их кормить. Они сидели рядышком и разговаривали.

– Я почему пью, Ольга? А потому, что веры никому нет. Мой первый клялся в любви. Я поверила и отдалась, а он сразу меня и бросил. Второй – то же самое. И третий, и пятый.

– А четвертый?

– Все они, Оленька, одинаковые! Все и везде. И в любви, и в политике. Ты думаешь, я Андрюху Гуркова не знаю? Так мы с ним в одном классе учились. Он всегда бандитом был, а сейчас кандидат… Боюсь я его.

– Почему это?

– Я ему крепко однажды врезала. Давно это было. Приставал он ко мне, но как-то зло без нежности. Попросил бы ласково, я бы и так дала. Нет – подкараулил меня в лесу и завалил на травку. Ну я так ему коленкой между ног врезала, что он ужом по этой полянке ползал… Боюсь, что я ему все там отбила. Станет мэром – наверняка мне припомнит.

– А почему Гурков против Комбината так ополчился?

– Сама не понимаю. И люди все, как белены объелись. Своей выгоды не видят. На Комбинате люди работать будут. Мужики деньги будут зарабатывать. А то сейчас пьют хуже нас. Всех бы их удавила, бездельников… А я, Ольга, решила с водкой совсем завязать. Может, и женюсь еще, ребенка рожу. Мне всего-то тридцать семь… Ты как, подруга, думаешь – я правильно решила?

* * *

Родители Славы Зуйкова на неделю уехали в санаторий, и Сильвер решил впервые переспать с Вандой. Не в переносном смысле – это-то они совершали регулярно. А в прямом – провести с ней семь ночей и поспать вместе, рядышком.