Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа

Новость стоила того, чтобы всем напрячься. Ребята проследили за его взглядом. Еще минуту назад горизонт был чист, а теперь на нем объявилась бугристая шишка. Это явственно был не корабль. Мутная клякса посреди океана. Она приближалась, и появилась возможность оценить скорость течения. Она была вполне приличной. Клякса быстро обретала очертания, монолитность. Вырисовывались глыбы скал, груды камней в воде, кусты и приземистые деревья в средней части острова. Это был незначительный клочок суши – диаметром чуть больше ста метров. Люди затаили дыхание, смотрели как зачарованные на этот природный феномен. А он был уже рядом, баржа проплывала примерно в двух кабельтовых от него.

За монолитным крапчатым утесом, заросшим развесистыми деревьями, открылась бухта – живописная, нарядная. Акваторию загромождали причудливые валуны – сросшиеся, острозубые, напоминающие хребет доисторического ящера, разлегшегося под водой. В прибрежных водах носились и кричали птицы! Волны мягко выплескивались на берег, отползали, оставляя пену, искрящуюся на солнце.

– Там птицы, пацаны… – жалобно прошептал Филипп, невольно перегибаясь через борт. – Гадом буду, это птицы. Их же в пищу можно пускать. Вот бы пострелять… Ахмет! – Он с надеждой уставился на старшего по званию. – Там же море еды, неужели мимо проплывем?

– И что ты предлагаешь? – Затулин стиснул зубы. – Остров необитаем, людей там нет, что им делать на крохотном клочке суши? На буксир его возьмем? Спустим шлюпку, чтобы добраться до острова? Ты удивишься, Филипп, но на этой барже нет шлюпки. Она предназначена для прибрежного и речного плавания.

– Вплавь? – предложил Серега.

– Не доплывем. В одежде, с оружием… Не в той мы форме, пацаны. Триста метров, не меньше. Потонем, к чертовой матери.

– Жалко, Ахмет, уплывает же!.. – Федорчук в отчаянии вцепился в борт. – Что же делать-то, парни?

– Да ничего не делать. – Филипп отвернулся, чтобы не видеть уплывающую красоту, побелели участки кожи на лице, свободные от волосяного покрова. – Этот остров нам как кроту морковка, пускай себе плывет к той-то матери.

А через час они столкнулись с еще одним занимательным явлением.

Бойцы сидели в кубрике и обдумывали планы на ближайшую недолгую жизнь, когда с лестницы спустился побледневший Серега и хрипло возвестил:

– Лодка. А в ней покойник.

– Где? – чуть не хором спросили товарищи.

– Рядом, – лаконично отозвался Серега. – Двадцать метров. Была далеко, а сейчас рядом. Лодка, а в ней покойник.

– Серега, ну какая еще лодка? – простонал Филипп. – Ты на солнце перегрелся?

– Резиновая, – вздохнул Серега. – А в ней покойник. – Он чуть не волоком потащился обратно.

Интрига в докладе имела место. Озадаченные солдаты потащились на палубу, где и констатировали – Серега прав. Уму непостижимо, откуда принесло эту штуку, но ее тоже подхватило течение, и в данной точке пространства оба суденышка встретились. Рядом с левым бортом «танкиста» покачивалась на волне и неумолимо приближалась к барже плоскодонная, резиновая и уже порядком приспущенная лодка. Вода еще не заливалась через край, но в недалеком будущем могла захлестнуть суденышко и отправить на дно.

В лодке лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал мужчина, обнаженный по пояс. Острые скулы и распахнутые раскосые глаза выдавали японца, китайца или корейца. Редкие волосы топорщились на макушке. Мужчина определенно был мертв, причем не один день. Тело разлагалось. Кожу на груди покрывали трупные пятна, такие же «украшения» пестрели на лице, на тонких, практически прозрачных ушах. Глаза опоясывали фиолетовые круги. Страдалец был до безобразия худ. Кости выпирали, из плеч торчали острые ключицы.

Возникало такое ощущение, что лодку с пассажиром неудержимо влекла к барже какая-то сила! Она подплыла вплотную, ткнулась в борт. Солдаты испуганно смотрели на нее сверху. Казалось, что разлагающийся мертвец сейчас откроет глаза, поднимется и полезет на баржу.

– С добрым утром называется, – икнул Филипп. – У вас все в порядке, сэр? Хреновая примета, однако, мужики, – встреча с мертвецом.

– У нас тут сплошь хреновые приметы, – проворчал Серега и всмотрелся. – Глядите, рядом с ним котомка лежит. Может, еда или питье? Давайте спустимся?

– Спускайся, – разрешил Ахмет, украдкой перекрестившись.

Да, с исламом у сержанта Советской армии как-то не складывалось.

– Но помни на всякий случай, Серега, если человек умер от голода и обезвоживания, то сомнительно, что у него в котомке найдется еда или питье.

– А может, его того… убили? – с натугой выдавил Федорчук.

– Видимых повреждений на теле нет. Этот горемыка просто плавал в лодке. Видимо, долго. Сперва ему повезло, что не попал в шторм. Припасы кончились, несколько дней под палящим солнцем – и ау… Видите, как он лежит? Расслабился человек, смирился с тем, что умирает, смотрел на небо и ждал конца.

– Жуть какая, – передернул плечами Филипп. – Как представлю, что и мы так можем…

– Типун тебе на язык, – прорычал сержант. – Умирать приказа не было, да, собственно, и не будет.