Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа

Его накормили таблетками, дали попить воды. Он успокоился, откинул голову. Рези в желудке стали терпимыми.

– Спасибо, друзья, – едва прошептал парень. – Вам воздастся за вашу доброту. Нет, действительно, завтра или послезавтра, но точно воздастся.

Наутро ничего не воздалось. Солдаты вырастали сумрачными призраками из надоевших «могил», умывались соленой водой, вяло обсуждали последствия вчерашнего ужина. Ахмет объявил, что сегодня бойцы тоже вправе рассчитывать на завтрак, и принялся растапливать печку. Федорчук и Серега оживились, уселись за стол, стали ждать. Серега перелистывал солдатскую книжку, удостоверение личности, которое обязан иметь каждый военнослужащий. Федорчук достал свою, извлек из нее замызганные фотографии и стал совать их Сереге. Мол, глянь, это я, а вот родители.

– Снова сапоги на завтрак, – патетично простонал Полонский, отклеиваясь от подушки.

Он поднялся самым последним, блуждал по кубрику, спотыкаясь о баки и тазики, бормотал, что после вчерашнего заболел агрессивной формой лунатизма и к нему лучше не подходить. Убивать товарищей вроде не за что, но так хочется!

– Ожил. – Ахмет ухмыльнулся, водружая котелок на печку. – Теперь жить будет. Хотя какая это, к лешему, жизнь.

– А это я с женой в нашем саду. – Федорчук совал Сереге фотографию. – Но на меня не смотри, фото плохо получилось.

– Это ты плохо получился, – ядовито проурчал Филипп, подглядывая Вовке через плечо. – Ого, да на фото, я так понимаю, еще и твои нерожденные дети?

– Какие дети? – забеспокоился Федорчук. – Нет здесь никаких детей. У меня вообще нет детей…

– А у жены в животе что?

– Живот…

Хрюкнул Затулин, едва не опрокинув котелок. Федорчук обиделся.

Полонский не стал извиняться, рухнул на свободную табуретку, плаксиво вздохнул и заявил:

– Ладно, товарищи солдаты, будь что будет. Сапоги так сапоги. Тащите ваши изысканные деликатесы. Помирать так с музыкой.

– Умываться не пойдешь? – покосился на него Серега.

– Когда-то я умывался, – вздохнул Филипп. – Потом мне это надоело. А знаете… – Он на минутку задумался. – В принципе, если не считать моего взбунтовавшегося желудка, самочувствие нормальное. Такое ощущение, будто вчера мы действительно что-то съели.

В этот день узники дрейфующей баржи доели остаток командирского ремня и уничтожили половину первого сапога. Желудки временами возмущались, но в итоге махнули рукой на своих обладателей. А ночью парни проснулись от жуткого грохота! Разверзлись хляби небесные прямо над баржей, свирепствовал гром, сильный дождь стучал по палубе.

– Подъем, золотая рота! – приказал Затулин. – Хватайте тазики, миски, живо наверх. Собираем дождевую воду!

Возбужденные солдаты бросились кто куда. Было много шума, лишних движений, восторженных отзывов о погоде, сделавшей ребятам такой роскошный подарок. Шторм разгуляться не успел. Просто подошла одна-единственная туча и устроила локальное светопреставление. Сверкали молнии, дождь стоял косой стеной.

– Я же говорил, что воздастся! – Филипп радостно рассмеялся. – Вот и воздалось, так вас растак!

Солдаты падали на палубу, подставляли лица тугим струям, стонали от наслаждения, жадно глотали сладковатую дождевую воду.

– А ну, не лежать мне тут! – разорялся Затулин. – Воду собирайте, ленивцы! Подъем, за работу!

Парни бросились расставлять посуду на палубе. Серега заковылял к рубке, с которой вода стекала сплошной струей, поскользнулся и загремел. Ведро, словно знамя, выпавшее из рук убитого героя, перехватил Федорчук, подставил под струю. Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Светопреставление оборвалось. Ветер прогнал излившуюся тучу, и на иссиня-черном небе зажглись звезды. Солдаты стонали от разочарования. Они успели напиться до отвала, но воды набрали немного. Бойцы ползали по палубе, волоча вздувшиеся животы, слизывали влагу с ржавого настила, потом сливали воду в ведра, подсчитывали прибыль. Набралось полтора ведра – лучше, чем ничего, но вышло бы больше, успей они среагировать раньше.

– Ничего, мужики, ничего, – оптимистично бурчал сержант. – Живы будем, не помрем. Не последний дождь – еще соберем.

Но, к великому огорчению, этот дождь оказался последним. В районе, куда их сносило, стоял сухой безветренный сезон. Проснувшись утром, они обнаружили, что палуба раскалилась докрасна, а на небе – ни облачка. На море царствовал мертвый штиль. Температура поднималась неуклонно. По-видимому, баржа входила в тропические широты. Находиться на солнце было невозможно, снова просыпалась жажда. В кубрике тоже не было спасения. Дважды в сутки приходилось затапливать печь, и во внутренних помещениях царила убийственная влажная парная. Недостатка в растопке не было. Полонский, то ли в шутку, то ли всерьез, предложил разобрать рубку, внутренняя обшивка которой почти полностью состояла из дерева. Норму потребления воды немного подняли, но через несколько дней ее опять пришлось понизить. Заканчивался запас, собранный в грозу.