Басаврюк XX

Наталья сдержанно села напротив. Она казалась смущенной. Я снова попытался оправдать свое вторжение:

— Извините, пожалуйста, мне вдруг стало страшно за вас.

Голос ее прозвучал неестественно спокойно:

— Мы не сможем убежать от них. Я очень боюсь.

Жгучее сожаление за исковерканную судьбу этой девушки постепенно нарастал в моей груди. Я встал и прошелся по комнате. Тоска трудом подавляла сердце. Я не мог видеть молящий взгляд несчастной девушки.

Кто, кто уничтожил наш мир? Чей дьявольский замысел смог создать силу, которая победила нас? Какой душераздирающий молох покалечил наши жизни и души, выбросил из нашей земли, переработав ее на полигон для своих очередных экспериментов, а наш народ на вспомогательный материал, обречен на постепенную гибель? Кто!!?

В ответ, как последний спасение, из глубины души начала подниматься свинцовый ливень ненависти. Гнев взорвался во мне. И от этого мой страх и бессильная тоска исчезли. Неслыханная сила жесткой волной пришла им на смену.

Я порывисто обернулся. Наташа стояла напротив. Она смотрела прямо мне в глаза, и в ее взгляде была надежда. Она медленно приблизилась и положила руки мне на плечи. Впервые я увидел ее ясную улыбку. Она закинула голову назад и прошептала:

— Андрей, Анджею, Андрею. Ты спасешь меня? — ее голос спрашивал и утверждал одновременно.

Я привлек ее к себе и поцеловал…

…Недостроенные своды поднимались над моей головой и терялись где в черной тьме. Я никогда не мог представить себе, чтобы бездна могла быть сверху, но теперь она нависала над нами, со своей безграничной ненавистью и своим безграничным Ужасом.

У меня шел Порецкий, — его решительное лицо было бледное и напряженное. Два казаки позади сжимали меловыми пальцами двуствольные ружья. С каждым шагом пространство вокруг расширялся — и эхо глухо отражала наши шаги. Мы едва видели друг друга — густой влажный туман окутывал все вокруг. Где слышалось хлюпанья тяжелых капель, — неясные зловещие звуки давили на сердце недобрыми предчувствиями. Я шел очень медленно, шаг за шагом, держа охотничье ружье перед собой. Нечто теплое и влажное капнуло мне на шею, я машинально провел рукой и поднес ладонь к глазам — на ней темнело темно-красное пятно немного загустелой крови. Я поднял глаза — сверху зловеще клубился туман.

Прояснилось, и я увидел смутные очертания человека, которая сидела в удобном кресле перед нами. Мы остановились.

Казалось, что человек слушает неслышимую для нас музыку. Затем он не спеша вернулся. Это был инженер Гопнер. Он хитровато улыбался, мягко потирая руки.

— Где Наташа? — яростно прохрипел Порецький.

— Ей хорошо. Возможно, мы вернем ее вам после согласия с паном Анджеем.

Я почувствовал, как горячая волна ненависти накатывается на меня. Не помня себя от гнева, подскочил к нему.

— Что за подлость! Собака!

Инженер громко засмеялся.

— Вот же эта шляхта! Наверное, грустно станет на свете без ваших блазенських выходок с так называемой честью и достоинством. Но мир требует кардинального оздоровления.

Лицо Гопнера сразу стало задумчивым. Он продолжил, говоря скорее к самому себе.

— И вы будете лишними с этими устаревшими представлениями, — он щелкнул пальцами, словно подыскивая меткое высказывание, — О! Паразитирующий класс! И эти казаки — реакционная архаика. Но все скоро здесь станет другим. Идеальным обществом. Вообще, нам и рукопись не нужен. Ну кто поверит в мистику с тайными силами и Храмами Ужаса, когда все передовые люди воспринимают мир через прогрессивные теории одного из наших строителей, в которой все так просто и понятно объясняется экономическим развитием и классовой борьбой.

Опасность в другом. В вашем впертому народе. Наверное, будет тяжело приобщить его к мирового прогресса, но без выносливых и послушных рабов, без неограниченных ресурсов мы не сможем реализовать наши долгосрочные вклады. Помню, как чуть не пропала наша работа при этом сумасбродном Хмельницком. Пришлось делиться с поляками и Москвой. Но все будет по-другому, все будет наше. Все готово.

Я прервал его речь.

— Кем ты есть на самом деле?

Гопнер словно вспомнил о нас.

— Ты хочешь знать, кто мы такие! И ты не знаешь, кем ты есть сам!

Порецький с готовностью щелкнул курком.

— Или ты отдаешь нам девушку, или… — и он нацелил ружье прямо в грудь инженера. Вдруг мы услышали вопль, исполненный отчаяния. Кричала Наташа. Лицо старика стало пепельным, я понял, что он сейчас выстрелит, и крикнул.

— Не надо!

Мой крик заглушил грохот выстрела. Из двух стволов вырвался белый дым и яркое пламя — везде них я смутно увидел, как Гопнера подбросило, и он плюхнулся обратно в кресло. Я бросился к нему — и отшатнулся. Теперь на Гопнере вместо франтоватого полосатого костюма с бабочкой была кожанка, перетянутая блестящей портупеей со странным красным знаком на груди. На ногах были галифе цвета хаки и сапоги, а на голове причудливый островерхий колпак с красной пентаграмме. Несмотря на широкие рваные раны от картечи, из которых густо сочилась кровь, он вскочил и заорал странные слова, глядя куда поверх наших голов.