Лесин В. И. в ЖЗЛ пишет, что «Участники рейда оттянули на себя более 23 тысяч человек (эту же цифру приводят Болговский, Бескровный, Астапенко, Левченко– авт.). И главнокомандующий отметил это в реляции на имя Александа I»[207]
. Более того, напуганный стремительным рейдом казаков и кавалерии Уварова, Наполеон не решился вводить в бой старую гвардию. Начальник штаба Бертье и маршалы сговорились и через Дарю передали ему, что все считают необходимым бросить в бой гвардию, что обеспечит перелом в битве. Тогда Наполеон насупившись раздражённо сказал: «Я не хочу истребить мою гвардию. За восемьсот лье от Парижа не жертвуют последним резервом»[208]. А. И. Попов же считает, что на отражение диверсии неприятель направил около 5 тыс. человек, взятых из резервов к имевшимся на позициях 10 тысячам. Каждая из сторон потеряла примерно по 200 человек убитыми. Более 250 разных чинов армии Наполеона было захвачено в плен. Казалось бы, немного, но диверсия кавалерии Уварова и казаков Платова, проведённая на виду у значительной части армии, подняла боевой дух русского войска, на два часа задержала очередную атаку на батарею Раевского и позволила перегруппироваться. Наверное, при согласованной атаке Платова с Уваровым, можно было сделать больше. А казаки находились «на расстоянии четверти часа от Уварова». Далее Карл фон Клаузевиц, ставший после войны известным военным теоретиком, а тогда служивший в штабе Уварова, пишет: «Если что-нибудь и могло получиться из подобного предприятия, то для этого во главе его должен был бы стоять какой-нибудь молодой сорви – голова, которому ещё надо завоёвывать себе репутацию, а отнюдь не генерал Уваров. Пока тянулись эти совещания, прошло несколько часов. (?!). Внезапно на той стороне ручья на левом фланге французов в растущей там заросли поднялась сильная стрельба, и вскоре пришло известие, что Платов нашёл наконец переправу и со своими казаками находится на той стороне в перелеске. Неприятельские части, находившиеся напротив нас, боясь оказаться защемлёнными в болоте, отошли несколько в сторону. Тут лейб-гвардии казачий полк, находившийся в корпусе Уварова, не мог дольше выдержать; как ракета с длинным хвостом, понеслись казаки к плотине, молниеносно оказались на другой стороне и присоединились в лесу к собратьям.Бесспорно, в это мгновение Уваров мог бы за ними последовать, но ему не хотелось быть прижатым к теснине в том случае, если бы он был отброшен, или же быть вынужденным к беспорядочному отступлению врассыпную, как то иногда случается с казаками. Так как он уже отделался от всех посланцев Кутузова, Беннигсена и Барклая, то он и решил ничего не предпринимать в ожидании новых распоряжений. Ждать пришлось недолго. Вскоре вернулись гвардейские казаки, понёсшие значительные потери убитыми и ранеными. В таком положении мы наблюдали всё сражение…»(?). Вот так, отсутствие единого командования, артиллерии и егерей в составе диверсионной группы Уварова и Платова против встречавшей французской пехоты и артиллерии, не позволили развить рейд в контрудар всей армии. Во время нахождения Уварова в тылу врага «один за другим приезжали адъютант, офицер Генерального штаба и флигель-адъютант императора, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь здесь предпринять. Если мы не ошибаемся, то на одно мгновение появился здесь сам полковник Толь, более определённо припоминаем мы генерал-лейтенанта Ожаровского. Все возвращались в полном убеждении, что Уваров ничего сделать не может. Во-первых, нелегко было кавалерии переправиться под неприятельским огнём через ручей, а во-вторых, по ту сторону виделось столько войск, образовавших свободные резервы, что отряду в 2500 коней было невозможно достигнуть такого успеха, который воздействовал бы на ход всего сражения»[209]
. Это рассказ очевидца событий Клаузевица. Неприятель уже направил сюда столько войск, что контрудар армии надо было основательно готовить, а резервов не осталось. Князь Голицын А. Б., ординарец главнокомандующего в своей «Записке о войне 1812 года» написал об упрёке Кутузова Уварову: «Когда генерал Уваров, имевший столь важное назначение сделать диверсию на левый фланг французской армии, возвратился и стал опять в линию без всякого на то приказания, то Кутузов, выслушав от него рапорт, сказал ему: «Я всё знаю – Бог тебя простит»[210]. И он не получил никакой награды за Бородинское сражение. Теснейшему взаимодействию конников, пехоты и артиллерии в рейдах русская армия научиться чуть позже и будет блестяще использовать при формировании летучих корпусов во время освобождения Европы.