Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт

— За даму сердца, — вдруг ответил молодой человек.

— О Господи! — Волков даже поморщился. — Что вы, читаете романы? Болван, их же пишут для баб.

— Я не читаю романы.

— И что, у вас есть дама сердца? За которую вы хотите получать по шлему обухом секиры?

— Пока что нет, но я рассчитывал её просить о чести…

— Просить о чести? — Волков всё ещё продолжал говорить, кривясь. — И кто же эта счастливица?

«Неужто он собирается избрать своей дамой сердца Элеонору Августу? Больше тут нет благородных дам. Или этот молодой идиот где-то и с кем-то познакомился?»

И тут Максимилиан и говорит:

— Я хотел просить о чести зваться дамой моего сердца прекрасную госпожу Ланге.

До сих пор Волков говорил с ним, может, чуть высокомерно, может, чуть едко, может, чуть поучительно, но всё-таки с некоторой отеческой теплотой, а тут вдруг стал холоден, словно лёд. Лицо каменное, как перед битвой:

— Не дозволяю вам впредь и речь о турнире заводить. Впереди свадьба моей племянницы, и вам, как знаменосцу моему, надобно быть готовым к новому шествию. Надобно проверить все знамёна и все сюрко, чтобы они чистые на всех господах из выезда были, и чтобы кони все были здоровы. Займитесь делом. Ступайте.

Максимилиан даже растерялся от такой заметной перемены, он чуть помедлил, как бы осознавая услышанное, потом поклонился и сказал:

— Как вам будет угодно, кавалер.

А кавалер снова остался за столом с притихшим племянником, которого тоже удивила столь резкая в дяде перемена.

«Рыжая мерзавка, любому неженатому человеку голову вскружить сможет. Да и женатому сможет. Уж очень она ладна, умела, говорлива да пригожа. Г олосок звонкий, речи умные, сама приветлива со всеми. Всем умеет понравиться, кроме жены моей. Её надо при себе неотрывно держать. А как? Ведь не женишься на ней, всё-таки не сарацин. И что же теперь делать? Молодых господ от стола отвадить? В дом не допускать?»

Ответов на все эти вопросы у него не было, и он тяжело вздохнул.

Глава 31

Молодой женщине в этом мире жить невыносимо тяжко. Агнес смотрела на себя в зеркале, надувала губы, готова была разрыдаться. Как, как ей не плакать? На званый ужин её пригласили, не абы кто, пригласил её один из первых банкирских домов свободного города Ланна. Сам молодой Ренальди лично приехал её приглашать. А ведь ещё и красавчик он какой, засмотришься. Мало того, на обед тот для неё!.. Для неё пригласили нужного ей человека. Уж и не знали, как ей услужить, как умилостивить племянницу знаменитого кавалера Фолькофа, а у племянницы той для обеда важного даже нормального платья нет. И туфлей нет. Даже юбок нижних нет новых.

У Агнес даже слёзы на глаза навернулись от жалости к себе. Поплакать захотелось или Уту избить. Отхлестать её по толстым щекам. Ходит в одной юбке всё время, только лиф да передник меняет. Пожрёт и счастлива.

Но хлещи дуру по мордасам, не хлещи, нового платья не появится, только руки об башку каменную её обобьёшь. А тут ещё про Брунхильду вспомнила. О-о, и совсем настроение у девушки испортилось. Что за несправедливость творится в этом мире! Одной дуре беззубой, шалаве задастой — всё, даже титул графский.

А ей умнице, что всякое может и многое умеет, даже платья не досталось. А у той всё есть. И с господином спала в одной постели, а он ей ещё и титул потом устроил. А за что всё беззубой кобылище? За то, что вымахала с мужчин ростом, да за то, что вымя отрастила красивое? Так не её в том заслуга. Не её. Сама то она дура беспросветная. Но всё равно все мужчины её богатеи да кавалеры. А нынче вон и граф. Граф! У этой девки кабацкой, что за десять крейцеров давала кучерам в кабаке в Рютте муж граф. А что есть у Агнес? Пирожник неграмотный, с мордашкой смазливой да крепкими плечами, который и пары слов связать толком не может. Нищий дурень с крепким передом, вся сладость которого в том, что в делах постельных он неутомим, так неутомим, что даже и скучно с ним за этим делом становится. Хоть книгу берись читать, пока он не угомонится. А как штаны наденет, так и вовсе дурак дураком, смотрит на Агнес с разинутым ртом и гыгыкает над каждой её прибауткой или над тем, как она Уту тиранит. Да жрёт всё что ни дадут и сожрёт сколько ни положат. Поначалу сие забавно было, а теперь не забавно вовсе. Докучать стал. И за всё время ничего, кроме пирожных своих, так ей и не подарил. Что за ухажёр, только лишь брать мастак. И выйти с ним никуда нельзя. Всё тайком. Ему-то, дураку всё в радость. Пожрёт, вина напьётся да в постель тащит. Чёрт неугомонный. А ей уже того мало.

Агнес уже думать стала о том, что в виде, в котором она его принимала, в виде роскошной темноволосой красавицы, она и получше кого могла найти. Человека благородного ей хотелось. Чтобы понимал разговоры её, чтобы восхищался ей, чтобы любил её изысканно или брал по-хозяйски, как делал это, ну например, господин с Брунхильдой. А не гыгыкал как мул в конюшне, когда на кровать её валил.

Агнес так расстроилась, что даже Уту звать не стала, пошла от зеркала на кровать легла и заплакала.