Башмаки на флагах. Том 2. Агнес

— Не нападать? — удивился кавалер. — Так там, мне кажется, и сидят убийцы фон Клаузевица. И мерзавец фон Эдель, которого я подозреваю в организации нападения, там же сидит.

— Да, возможно сие правда, но советники очень обеспокоены. Очень. Уже они собрались и решили поставить стражу у дома графа, — предупредил бургомистр.

— Как проворны ваши советники, когда им страшно, — усмехнулся Волков. — Ночь на дворе, а они уже собрались и всё решили.

— Дорогой мой кавалер, коли вы решили с графом сводить счёты, то прошу вас делать это за стенами города.

— Граф делает это прямо в стенах! — воскликнул Волков.

— Прошу вас, кавалер, — произнёс бургомистр, — боюсь, что этим вы напугаете советников ещё больше, и тогда фон Эдель добьётся своего.

— А чего же он добивается?

— Добивается он того, чтобы вам воспретили въезд в город, — произнёс бургомистр, чуть помедлив.

«Мерзавец, что же ты днём мне этого не говорил».

А тут и епископ заговорил:

— И замок графа брать не следует, этим вы всех против себя ожесточите. За глаза вас и так местные сеньоры величали не раз раубриттером. Жаловались на вас.

— Никого из местных я не трогал.

— Верно, но они считают, что вы ворошите осиное гнездо за рекой, от которого все вокруг пострадать могут.

Волков посмотрел на попа тяжело и вздохнул:

«Уж не тебе, чёртов поп, о том говорить. Сам меня на это только и подстрекал».

— Нет-нет, — словно прочитал его мысли епископ, — я-то вас в этом не упрекаю сын мой, я-то как раз не против, но послушайте меня, старика, сейчас не отвечайте графу на подлость грубостью.

— Именно так, — поддерживал его бургомистр.

— Вы рыцарь Божий, сиречь Божий агнец, ангел, что злобы не имеет.

— Пролагаете мне всё забыть?

— Мы ответим иначе, — снова заговорил бургомистр. — Забегу вперёд и скажу вам, что совет уже решил, что выделит треть надобной суммы для постройки дороги до ваших владений. Как сатисфакцию за нанесённое вам в стенах города оскорбление.

«Это дорога вам уже нужна больше, чем мне. Очень вы хотите добраться до реки, до пристаней. А преподносите это как сатисфакцию. Видно, понравился вам дешёвый уголь, уже наверно купчишки ваши думают сами сюда его возить».

— И когда же совет успел принять это решение? — язвительно спросил кавалер.

— Совсем недавно, — уклончиво отвечал первой консул. — Осталось лишь утром решение совета оформить официально.

— Вот видите, — сказал епископ, — вот вам и ответ графу. Да и фон Эделя сильно покоробит это решение городского совета.

— Вы сказали, город даст треть суммы, — произнёс Волков, — а остальные деньги кто даст?

— О, об этом не волнуйтесь, дорогой фон Эшбахт, — уверил его господин Виллегунд, — на сей раз желающих войти в концессию предостаточно.

Когда бургомистр откланялся, епископ, тяжко вставая из своего кресла, говорил кавалеру:

— Помните, я говорил вам, что вам будут целовать руки и кланяться, пока вы будете побеждать?

— Помню, — отвечал кавалер.

— Считайте, что сегодня вы одержали ещё одну победу. Сатисфакция! — старый епископ засмеялся. — Купчишки нашли причину строить дорогу, хоть граф и сильно противился этому. Только не испортите всё глупым желанием отомстить сразу. Умейте терпеть, умейте ждать. Да, ждать и терпеть. Надо быть очень умным. Умным и терпеливым. Тем более, когда имеешь дело с такими змеями, как Малены. Но сейчас они своей этой глупостью, этим разбоем, дали нам хорошие возможности. И мы их не упустим. Обещаю вам, кавалер. Ступайте спать, завтра мы нанесём графу большой ущерб. Он ещё пожалеет, что осмелился на такое.

К Волкову подошла монахиня и сказала:

— Ваши покои готовы, господин. Ваш человек уже спать лёг.

Да, у него были во дворце епископа покои, но, кажется, он уже хотел иметь в городе свой дом. Чтобы не ютиться в гостях, а приезжать к себе. Но для этого нужно, чтобы перед тобой горожане не затворяли ворота, как перед буйным и безрассудным. Поэтому в дом графа он, конечно, врываться не будет. Старый поп прав, надо подождать.

Утром уже приехал брат фон Клаузевица с женой, с ним была и сестра. Это бургомистр отправил к ним посыльного ещё ночью. Волков и епископ говорили с ними, утешали женщин, как могли. Брату же кавалер сказал, что Георг был примером всем остальным молодым господам. И что он сам вызвался быть его чемпионом бескорыстно в трудный момент, хотя Волков его о том и не просил.

— Он всегда был таким, — говорил брат.

Родственники не спрашивали у него, кто был виновен в смерти Георга. Нужды в том не было. Весь город, весь, так и исходил слухами, что в злодеянии этом виновен граф и лично его придворный, фон Эдель.

— Уж и не знаю, как фон Эдель будет выбираться из города, если он ещё тут, — говорил шёпотом бургомистр Волкову. — Люди злы, и все на вашей стороне, кавалер. Все жалеют молодого фон Клаузевица. Сегодня на рыночной площади какие-то наглецы кричали, что надобно графу запретить въезд в город, раз он так бесчинствует.

Говорил он это таким тоном, что Волкову стало понятно, что не без участия бургомистра в городе так кричали.