Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален

— До обеда ещё время есть, — отвечает ему генерал, — плывите и доставайте серебро, обед для вас будет с пивом и из офицерской кухни. И награжу всех. Но отдыхать будете потом, как всё выловим.

Когда после обеда приехал Максимилиан и в телеге привёз два сундука и хорошие купеческие весы, то на берегу уже была большая куча рассыпного серебра и стояло восемь ящиков. Волков подошёл к телеге и, взглянув в неё, сказал:

— Весы привезли хорошие, а вот сундуки малы будут.

— Господи! Сколько же здесь серебра! — воскликнул знаменосец.

— Мужики прикинули, что в каждом ящике пуда два, не меньше, а россыпью… — Волков прикинул на глаз, но потом покачал головой, — даже не знаю, сейчас взвешивать будем.

Ближе к вечеру ныряльщики, не дожидаясь разрешения генерала, велели хозяину лодки плыть к берегу. Волков уже хотел спросить, чего это они бросили работу, но Руди Кольдер опередил его, прокричав с лодки:

— Солнце уже низко, господин. Не видно ничего в воде. Темень там.

Кавалер после этого ничего говорить не стал, а послал одного гвардейца на кухню за едой для ныряльщиков.

В лодке, когда она причалила к берегу, он увидал ещё три ящика с серебром и кучу слитков на дне.

А сам вернулся к одному из любимых своих занятий.

По итогам дня получилось: в каждом из ящиков оказалось по два пуда чистого веса металла. То есть в двадцати выловленных к вечеру ящиках было сорок четыре пуда.

— И ещё девять пудов и четыре слитка россыпью, — сказал Максимилиан, который с Фейлингом всё россыпное серебро взвесил на больших купеческих весах, — всего пятьдесят три пуда серебра. Нам нужны ещё сундуки.

— Пятьдесят три пуда, — повторил за ним кавалер. — Один пуд — это две с лишним тысячи талеров Ребенрее.

— Ух ты, так это…, — воскликнул Курт Фейлинг, прикинул в уме: — это сто тысяч талеров!

— Серебро — это ещё не талеры, — резонно заметил Волков.

— Так найдём в Малене чеканщиков, они нам начеканят из этого серебра монет, — предложил оруженосец.

— Возможно, — задумчиво отвечал ему генерал, — возможно, чеканщики в Малене и найдутся, но если об этом узнает герцог, то мне и чеканщикам, а возможно, и вам, мой юный друг, герцог отрубит головы.

— О! — удивился Фейлинг.

— Да, именно так. Тайную чеканку своей монеты любой князь посчитает делом худшим, чем предательство.

Фейлинг, задумавшись, примолк, а Волков продолжил:

— Максимилиан, вам придётся с сержантом Вермером остаться тут на ночь, чтобы никому в голову не пришло понырять тут в темноте.

— Хорошо, я прослежу.

— Хайценггер.

— Я тут, господин.

— Телеги нужны, я тут серебро на ночь оставлять не хочу. Пошли в лагерь кого-нибудь, пусть найдут Мильке. Нужно не менее десяти телег, и то за один раз не управиться. В общем, займись перевозкой серебра.

— Да, господин.

Пока дожидались телег, пока отвозили серебро в лагерь, к его шатру, уже наступила ночь. Сел он ужинать в темноте. В шатре, в духоте, сидеть не хотел, просил ужин подать на улице. Аппетит у него был отменный, еда вкусна, а вино отлично. Ко всему этому не хватало ему собеседника, очень ему хотелось поделиться с кем-нибудь и радостью, и мыслями, и тревогами. Ну не с денщиком же. И как будто Господь его услыхал. Пришёл полковник Брюнхвальд.

Поначалу Волков обрадовался товарищу, да вот только товарищ вид имел озабоченный, такой что даже и свете одной лампы, что стояла на столе, эту озабоченность Волков увидал.

— Что случилось, Карл? — позабыв про свои радости, спросил Волков.

— Сержанты говорят, что среди солдат пошёл разброд, — произнёс Брюнхвальд.

— Что? — искренне удивился Волков. Он думал, что солдаты им довольны, сегодня же только генеральский чин его поддержали. — В чём дело, Карл? Что им не так?

— Вы на берегу целыми днями находитесь… Вы не видели, что у восточного моста на Рункель купцы целым табором встали, скупают всё, что вы дозволили продать, казна солдатских корпораций полна серебром, девки со всей округи собрались, пивовары везут и везут сюда пиво.

— Так солдатам-дуракам радоваться нужно.

— А они не радуются.

— Отчего же? — не понимал генерал.

— Слух по лагерю пошёл, что вы войско распускать после кампании не намерены. Что вы их на горцев поведёте. А им очень того не хочется, — Брюнхвальд развёл руками: вот так вот.

«Ах вот оно что».

Теперь Волкову всё стало ясно. А Карл продолжал:

— Говорят, что добыча очень велика, солдаты думают деньги от добычи получить да по домам разойтись.

«То явление обычное, одно дело на тяготы похода и даже на смерть с пустым животом и с пустым карманом идти и совсем другое, когда сыт и серебра полна мошна. Сытому да с деньгой погибать нет никакой охоты. Никакой».

Он и сам таким был. Сам, получив хорошую прибыль с добычи, воевать более не хотел и с другими солдатами требовал от офицеров расторжения контракта с нанимателем, что хотел продолжить кампанию.

— Сержанты, значит, говорят? — Волков отбросил вилку. — И разговоры такие ходят в нашем полку?

— В нашем молчат, в нашем солдаты вас знают, на такое не осмелятся, но я уверен, что думают так же, это у Эберста, у кавалеристов говорят. А значит, и среди ландскнехтов такие разговоры ходят.