Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

— Угу, — он так и смотрел на неё, — а откуда ты деньги берёшь? У меня, как уехала, так ни разу не спросила.

— Справляюсь, господин.

— Справляешься?

Теперь ей не по себе стало. Взгляд кавалера такой был тяжёлый, что стала девушка ёрзать в кресле своём:

— Не волнуйтесь, господин мой. Ничего предосудительного, что могло бы имя ваше запятнать, я не делаю.

Зачем кавалеру знать, что она варит зелья с утра до ночи, что меняет вид свой, как вздумается, что избавилась от любовника давеча. Нет, господину о том знать не надо.

— Смотри мне, — он постучал пальцем по столу.

Этого ей было достаточно понять, что он не шутит. Он вообще не был шутить предрасположен.

— Если в деньгах будет нужда, так пиши сразу.

— Обязательно, господин, — отвечала девушка. А сама всё успокоиться не могла, косилась на мешок.

А Волков поглядел вдоль стола, в конец его, где возле очага со сковородой возилась горбунья, и крикнул:

— Эй ты!

Зельда догадалась, что обращаются к ней, перестала возиться, поклонилась и замерла, ожидая распоряжения.

Волков ей жестом показал: убирайся отсюда. И кухарка сразу поняла, сняла сковороду с плиты, снова поклонилась и ушла в людскую.

А вот у Агнес сразу проснулся интерес, чего это господин собрался делать, уже не стекло ли из мешка достать. Она даже задышала чаще. Отложила вилку. Но Волков не спешил брать мешок, он опять пристально смотрел на девушку и, кажется, думал о чём-то.

— Господин мой, о чём вы думаете? — наконец не выдержала Агнес.

Волков опять на неё смотрит и словно сомневается, говорить ей или нет о деле своём.

— Скажите уже. И не волнуйтесь, нет у вас человека преданнее меня. Авось я не Брунхильда ваша.

Волков ещё немного молчит, а потом и говорит:

— Есть у меня дело одно, что не даёт мне покоя. И дело сие железом я разрешить никак не могу.

Агнес, Агнес, ах как она была умна. Девушка кладёт свою маленькую ручку на его огромную и произносит, заглядывая в его лицо:

— Так скажите мне имя этого пса.

Волков коситься на неё, но руки не отнимает:

— А откуда ты знаешь, что у дела моего есть имя?

— Так вы сами сказали, что железом дело ваше не разрешить, значит у вас есть враг, которого вы убить не можете. Видно, враг этот могущественен, — сразу всё объяснила девушка.

— И опасен, — продолжает кавалер. — Недавно он бандитов сильных нанял убить меня. И убил одного из лучших моих людей. А после возглавил большой отряд и повел его на меня.

— Господин, всё, о чем прошу вас: скажите мне имя пса этого, — спокойно, вернее даже беззаботно, произнесла Агнес.

И видно эта беззаботность насторожила Волкова:

— Ладно… После…

— Скажите мне имя пса этого, — повторила девушка, выговаривая каждое слово для убедительности, — господин мой.

— Я подумаю, — ответил кавалер. Он повернулся снял со спинки стула мешок и положил его девушке на колени. — Ещё одно дело для тебя есть.

Сердце Агнес забилось от восторга. Да, у неё на коленях лежало стекло. Стекло, подобное которому она так безуспешно искала уже столько времени. Она волновалась так, словно у неё на коленях лежала голова любящего, сладчайшего из любовников.

— И что же вам нужно, господин мой?

— Я еду на войну, — начал он.

— На войну? Едете? А разве вы не у себя воюете с горными еретиками?

— Нет, теперь еду воевать мужиков, что распоясались и забыли свой долг, Бога и призвание. И хочу знать, вернусь ли живой. Можешь поглядеть в шаре, что со мною будет?

— Конечно. Если вам угодно, я прямо сейчас то и сделаю, — говорила девушка уже краснея. — Помните, как это делается?

— Не помню, как?

— Мне надобно будет раздеться, — отвечала Агнес ещё больше краснея.

— Ах, это, конечно, да… Делай как надо.

— Тогда нам лучше подняться в спальню.

— Ну пошли, — Волков не без труда встал из кресла, так как нога после трёх дней в седле заметно ныла.

— Вижу, раны ваши брат Ипполит не вылечил, — заметила его гримасы боли девушка.

— Эти раны уже не лечатся, — отвечал он ей.

Агнес шла перед ним по лестнице, прижимая к груди мешок с заветной вещью. Встретила она его в своём естественном обличии, но теперь, думая, что придётся перед господином раздеваться, она быстро меняла себя под одеждой. Не хотелось ей, чтобы видел он её тощий зад, худые ляжки да выступающий, бедно поросший волосами лобок. Ей хотелось, чтобы и груди, и бёдра её, и лоно взгляд господина не отвращали. А наоборот. Поэтому, когда дошла девица до верха, до спальни, так едва дышать могла от волнения. И уже точно теперь не знала она, что её больше волнует — то, что сейчас в стекло заглянет, или что перед господином обнажиться придётся. Так разволновалась девушка, что даже захотела по малой нужде. Но решила это желание перебороть и, открыв дверь своей спальни, впустила туда Волкова. А он по лестнице поднимался уже с трудом, почти на каждой ступени морщился от боли. В покои её входил, заметно хромая. И она это видела.