Башни полуночи

- Это не только зависть, - сказала Илэйн, забирая у него вёсла. - Это эгоизм. Сейчас мы не можем себе позволить быть столь недальновидными.

Несмотря на его возражения, она сама взялась за весла и начала грести к берегу.

- И это, - заявил он, - я слышу от женщины, которая самолично возглавила атаку на Чёрную Айя.

Илэйн залилась краской. Он был уверен, она бы дорого дала, чтобы он никогда не узнал об этом случае.

- Так было нужно. И, кроме того, я говорю «мы». Ты и я - у нас общая проблема. Бергитте твердит, что мне нужно научиться быть сдержанней. А тебе необходимо научиться тому же ради Эгвейн. Она нуждается в тебе, Гавин. Она может не осознавать это, она может считать, что должна в одиночку спасать мир. Но она ошибается.

Лодка ударилась о мостки. Илэйн подняла вёсла и протянула руку. Гавин вылез сам и помог ей сойти на берег. Она нежно сжала его руку.

- Ты разберёшься, - сказала она. - Я освобождаю тебя от необходимости становиться моим Капитан-Генералом. Сейчас я не желаю назначать другого Первого Принца Меча, но ты можешь сохранять этот титул, временно не исполняя свои обязанности. Тебе не нужно ни о чём волноваться, пока ты готов показываться на возникающих время от времени официальных приёмах. Я оглашу это немедленно, упомянув о поручении тебе других дел ввиду наступления Последней Битвы.

- Я… Спасибо тебе, - сказал он, хотя и не был полностью уверен, что он благодарен. Слишком уж всё сказанное было похоже на требование Эгвейн не охранять её дверь.

Илэйн вновь сжала его руку, развернулась и направилась к своей свите. Гавин смотрел, как она обращается к ним со стальными нотками в голосе. Казалось, её величие возрастает день ото дня, подобно распускающемуся цветку. Жаль, что он не оказался в Кэймлине раньше, чтобы наблюдать этот процесс с самого начала.

Он понял, что улыбается, и повернулся, чтобы продолжить свою прогулку вдоль Розовой Межи. Его сожалениям было не устоять перед безудержным напором присущего Илэйн оптимизма. Только ей удавалось обозвать человека ревнивцем и не испортить ему настроение.

Он прошёл сквозь волны благоухания, солнце пригревало его шею. Он прогуливался там, где, будучи детьми, они играли с Галадом, и думал о матери, гулявшей по этим садам с Брином. Ему вспомнились её заботливые наставления, когда ему случалось ошибиться, и её улыбки, когда он поступал так, как должно принцу. Эти улыбки были словно восход солнца.

Это было её любимое место. Она жила в нём, в Кэймлине, в безопасности и силе андорцев, в Илэйн - которая час от часу всё больше походила на мать. Он остановился около пруда - в том месте, где в детстве Галад спас его, когда он тонул.

Возможно, Илэйн права. Возможно, ал'Тор не имел отношения к смерти Моргейз. А даже если и имел, то Гавину никогда это не доказать. Но это не имело значения. Ранд ал'Тор уже был приговорён к смерти в Последней Битве. Так зачем же ненавидеть этого человека?

- Она права, - прошептал Гавин, наблюдая за танцующими над водной гладью ястребиными стрекозами. - Мы в расчёте, ал'Тор. С этого момента мне нет до тебя дела.

Он почувствовал, что с его плеч свалилась страшная тяжесть. Гавин испустил долгий облегчённый вздох. Только сейчас, когда Илэйн официально отпустила его, он осознал, насколько сильно он терзался своим отсутствием в Андоре. Теперь и это тоже ушло прочь.

Время сосредоточиться на Эгвейн. Он залез в карман, вытащил нож убийцы и, повернув к солнцу, принялся рассматривать красные камни. Он действительно обязан защитить Эгвейн. Положим, она отругала его, гневалась на него и прогнала прочь. Но если бы ему удалось сохранить ей жизнь - разве всё это не стоило бы этого наказания?

- Во имя могилы моей матери, - резко прозвучал голос сзади, - где вы взяли это?

Гавин обернулся. Женщины, которых он приметил ранее, стояли на дорожке прямо за его спиной. У возглавлявшей их Диманы волосы были тронуты сединой, а уголки глаз испещрены морщинками. Разве она не работала с Силой, которая, как предполагается, останавливает признаки старения?

Её сопровождало двое. Одна - пухлая молодая женщина с тёмными волосами, другая - крепкая, средних лет. Именно она только что с ним заговорила. У неё были широкие, казавшиеся невинными глаза. И ещё она казалась напуганной.

- Что такое, Марилле? - спросила Димана.

- Этот нож, - сказала Марилле, указывая на руку Гавина. - Марилле видела такой же раньше!

-  Явидела такой же раньше, - поправила Димана. - Ты человек, а не вещь.

- Да, Димана. Тысяча извинений, Димана. Марилле… Я не допущу ошибки вновь, Димана.

Гавин поднял бровь. Что не так с этой женщиной?

- Простите её, милорд, - сказала Димана. - Марилле долгое время была дамани, и она с трудом привыкает.

- Ты шончанка? - сказал Гавин. - Ну конечно. Я должен был заметить акцент.

Марилле энергично кивнула. Бывшая дамани. Гавин похолодел. Эту женщину учили убивать с помощью Силы. Третья женщина хранила молчание, наблюдая с любопытством. В ней признаков раболепия и близко не было.