Башня

Почему-то вспомнились слова отца. Почему? Наверное, потому, что он думал про мотоцикл.

«Зависть, Костик, – говорил отец, – это то же самое предательство. Она возникает потому, что ты недостаточно любишь то, что у тебя есть. Сядь, оглянись и посмотри, что у тебя есть. И тогда ты поймешь, что ничего больше и не нужно. Не завидуй другому, но и свое никогда не отдавай».

Так оно и было, отец, как всегда, был прав.

Башня… Он не хотел отдавать ей то, что считал своим. То, что – пусть даже только в мечтах – принадлежало ему.

Ковалев попытался задержать дыхание. Кашель усиливался. Руки дрожали, и глаза слезились. Ну, глаза ладно. Черт с ними. Он все равно закрывал их, когда стрелял. Но то, что руки ходили ходуном…

Наверное, он все-таки боялся, хотя и не хотел себе в этом признаваться.

Он слегка согнул ноги в коленях и вытянул обе руки перед собой.

– Давай, Коля…

Новый, еще более мучительный приступ кашля заставил его согнуться пополам. Легкие разрывались от дыма. Полковник убрал палец со спускового крючка, чтобы случайно не выстрелить, и опустился на одно колено. Он кашлял все сильнее и сильнее, пока взбунтовавшийся желудок не вывернулся наизнанку.

Наконец ему удалось остановиться, но теперь закашлялся Петухов. Вообще-то управляющий держался молодцом; он не ныл и не скулил, но каждый раз, когда вспышка выстрела озаряла его лицо, Ковалев краем глаза успевал зафиксировать выражение ужаса и безысходности.

– Все нормально, Коля, – просипел он и похлопал управляющего по плечу.

Конечно, ничего не было нормально. Он расстрелял уже четыре патрона, и в обойме оставалось всего четыре. Раньше, когда он еще служил в милиции, Ковалев снаряжал обойму, передергивал затвор, досылая патрон в патронник, а потом добавлял в обойму еще один, чтобы получилось девять. Но так было раньше. Ему и в голову не могло прийти, что в Башне потребуется оружие. Потребуется для того, чтобы стрелять в эту проклятую дверь. В этот идиотский замок, намертво закрывавший выход в коридор.

Принудительная вентиляция отключилась, и дым из небольшого помещения лениво вытекал через решетки, но это почти не спасало.

– Коля, у тебя есть платок? – сквозь зубы, на выдохе, спросил Ковалев.

Управляющий что-то промычал в ответ. Насколько полковник мог разобрать, интонация была утвердительной.

– Помочись на него, Коля… И дыши через платок.

Ковалев осторожно спустил курок, засунул пистолет за пояс и полез за своим платком. Кусок мягкой ткани был уже весь влажный – от крови, пота и слюны, рвущейся изо рта вместе с кашлем.

«Немного мочи не нарушит этот чудесный букет».

Ковалев помочился на платок, отжал излишки влаги и поднес самодельный противогаз ко рту. Дышать сразу стало легче. Воздух уже не так раздражал гортань и бронхи, ну а то, что он немного вонял аммиаком… Это ведь не страшно, правда?

– Готов, Коля? – Он замер и прислушался. Со стороны двери доносилось лишь натужное кряхтение.

– Я… не могу. Я не хочу.

– Коля, – полковник говорил наигранно-веселым тоном. – Какого хрена тебя взяли на эту работу, если ты не в состоянии сделать даже самые простые вещи?

– А вы?

– А я уже все… В дамках. Веду в счете. Ну?

– Сейчас. Я постараюсь.

– Да уж сделай одолжение. Может, тебе нужно как-нибудь помочь?

– Как? Сказать «пись-пись-пись»?

– Почему же? Есть другие способы. Прострелить ногу, например.

– О! – в голосе Петухова послышалось облегчение. – Кажется, все уже в порядке. Помогло.

– Вот и молодец. Отдышись. – Полковник выдержал паузу. – Ну что? Готов?

– Ага.

– Постучи еще разок. Может быть, дверь и откроется. На этот раз.

Он повесил мокрый платок на запястье, закрыл глаза и прислушался.

Раздался троекратный отрывистый стук. Ковалев на секунду замер. На обратной стороне век возник мысленный образ: ненавистный кусок металла, закрывающий выход. Он плавно нажал на спуск, выстрелил и затем, убрав пистолет за спину, разбежался и пнул ногой в дверь.

Дверь затрещала и немного подалась. Полковник бил еще и еще, но дверь больше не двигалась с места.

– Коля! – полковник хотел подбодрить Петухова. – Дело пошло на лад. Я занял главную диагональ. Одна дамка уже есть, еще парочку – и я ее поймаю. Ты помнишь, как делается треугольник Петрова? Как тремя дамками поймать одну?

– Угу, – задушенно отозвался управляющий.

– Ну и хорошо. Давай, Коля. Помоги мне еще немножко.

Ковалев пружинисто согнул ноги в коленях, вытянул руки и закрыл глаза.

Опять троекратный отрывистый стук.

Он помедлил всего секунду: задумался, что произойдет, если пуля вдруг даст рикошет? Почему-то раньше он об этом не задумывался – не было ни времени, ни желания. Какая разница, если приемлемого выхода все равно нет? Конечно, он рисковал и прекрасно отдавал себе в этом отчет, но до этой секунды считал риск вполне обоснованным. Он и сейчас считал его обоснованным, но…

Но почему-то эта мысль пришла ему в голову, промелькнула, как яркая вспышка молнии, за долю секунды до другой вспышки – пистолетного выстрела…

Петухов зажмурился, оранжевый сноп пороховых газов принес кислый запах и волну горячего воздуха.

– Гхап! – Ковалев издал булькающий звук и покачнулся. – Аааллль…