Голод! Голод на тощем одре, со вспученным животом и ввалившимися ребрами. Он придет с Полудня, и черными будут следы копыт коня его, и перестанет родить земля, а то, что было взращено ранее, пожрут полчища мышей и крыс. И съедят люди сначала скотов, затем псов, кошек и ворон и станут пожирать друг друга. Худые будут подстерегать тучных, сильные – слабых, и станут матери ловить и убивать чужих детей, чтобы прокормить своих.
И поднимется с Полуночи тень второго всадника, и имя ему Зараза. Впереди него будут бежать тысячи бешеных собак с опененными мордами и зажатыми между ног хвостами, и там, где пройдет Зараза, воцарится ужас. Ибо ветер станет смертоносным, и вода, и земля, и дыхание людское будут исполнены заразы. Опустеют деревни и города, и лишь мертвые будут хоронить мертвых.
Солнце не зайдет на Заходе и повиснет в небе, раскаленное и красное, как железо в кузнечном горне. Загремят громы, но не прольется дождь, а прилетит с Захода вихрь черный, вихрь смертный, вихрь неистовый, и будет то третий всадник, прозванный Бедой. Поколеблется земля под тяжестью его, и где был холм – станет яма, а где яма – холм. И хлынут на землю волны морские, и вспыхнет огонь на вершинах горных, и встанут до небес тучи пепла и дыма. То, что не сгорит в огне, утонет в воде, а что не утонет в воде, разорвут ветры, как разрывают волки заблудившегося тельца. И не будет ни дня, ни ночи, ибо тьму ночную развеет пламя пожаров и свет дневной померкнет от дыма.
Из клубов дыма, из туч пепла явится миру четвертый всадник в пылающих доспехах. Война ему имя, и не знает он жалости. Будет скакать он день и ночь, а за спиной его грядет войско его. Все великие воины, что запятнали себя грехами и не очистились, восстанут из земли. И даст им Антипод плоть. И даст он им коней. И даст он им мечи, секиры и копья. И нельзя будет их ни убить, ни ранить, ибо они уже мертвы.
И сойдутся Четыре Всадника в урочный час в урочном месте, и упадут с неба Три Звезды, и расколется земля, и поднимется из смертных глубин Антипод, пропахнувший серой. И будет у него два лица, два тела, две сотканных из одной лишь гордыни души, но лишь один меч, меч Зла, нацеленный в сердце Истины.
И будет по правую руку его стоять Проклятый, смеясь над тем, что он увидит, а по левую руку его станет именуемая Темной Звездой, и будет сердце ее полно радости.
И призовут они тех владык земных, и знатных людей, и торговцев, и ремесленников, и подлый люд. И скажут: «Примите царствие наше, и разрушьте храмы, и оскверните алтари, и отдайте нам ваши души, и вы будете живы». И старым они пообещают молодость, бедным – богатство, немощным – исцеление, а уродам – красоту. Многое пообещают они, и дрогнут люди, начиная со слабых. И преклонят колени перед средоточием Зла, и получат все, что хотят, но потеряют души!
Так наступит Царство Антипода и тех, кто будет править именем Его. Но не потерпит такого Триединый. И наступит год Гнева, месяц Гнева, день Гнева и миг Гнева. Ступит на землю Тарры Судия-Кастигатор, и содрогнется мир в смертельной муке и сгорит в великом очищающем огне. Ничего не останется от отринувших свет в душе своей и предавшихся Тьме.
Лишь те, кто не осквернил души своей и не отрекся от Триединого, спасутся и увидят Царство Справедливости. Придет за ними Калватор в белых одеждах и увлечет их в Свет.
Грядут страшные времена, – голос Иллариона, казалось, взлетает до небес, – страшные и великие. Нам дано увидеть закат мира и исход праведных. Пусть сгорит, разлетится на тысячи осколков, развеется дымом обиталище нечестивых. Последний Грех свершен, и нет спасения Тарре, ибо в этом грехе воплотилась вся мерзость деяний и помыслов живших и живущих. Истинно говорю я, переполнилась чаша терпения Креатора, и отвернул лицо свое он от обреченного мира, да сгинет он. И да спасутся праведные…
Дальше Рене не слушал, понимая, что Илларион пошел по третьему кругу, если не по четвертому. Выспренние слова вызвали отвращение, но вот Сила, которой был окружен клирик, говоривший, надо полагать несколько ор кряду, настораживала. Вернее, не одна Сила, а, проглоти кэргора этого святошу, три. Пусть они несопоставимы по мощи, как пушка, меч и стилет, но их три!
С первой все просто. Орденская магия, та же, что у покойного Ореста, циалианской ведьмы и прочих церковников, вольно или невольно черпающих из бочки, которую наполняют все молельщики Тарры. Вторую Рене тоже узнал, хотя сталкивался с ней лишь дважды. Эдакая запыленная паутинка из старого чулана. Невзрачненькая, незаметненькая, но смертельно опасная. Тогда, в Сером море, он ощутил эту магию в полной мере, потом она серой крысой высунулась из-за кольца Вархи, когда Эмзар убрал огонь. Там тоже буйствовали разные силы, король Лебедей узнал Свет, они оба почуяли то же безумие, что некогда под Кантиской, но мелькнувшее пыльное крыло настораживало куда больше. И, как оказалось, правильно. А вот третью силу он не узнавал, даже не силу, а ее незаметную тень, даже тень тени. Что же это может быть?