Рыночная площадь оставалась рыночной площадью, кто бы ни сидел во дворце Анхеля. Люди продавали, покупали, глазели, толкались, галдели, ссорились, били друг друга по рукам, на ходу перекусывали. Все как всегда, а может, и не как всегда. Маркиз Гаэтано раньше не болтался в чужом плаще среди простонародья. Если ему и случалось бродить по городским тавернам, то под своим именем, но сейчас это было бы глупо. Кэрна купил у булочника пирожок с курицей и, ловко лавируя, выбрался из толпы. Хватит, пора заканчивать поиски, он в Мунте чуть ли не кварту, но не нашел и следа племянников, разве что на Тартю полюбовался да на предателей вроде капитана Клемана, с легкостью необыкновенной сменившего синий плащ на алый.
Луи, тот, может, и разыскал бы в многотысячном городе удравших детей или хотя бы их след, но из байланте ищейки не выйдет, а спросить некого, он один. Так что, милый, решай. Или ты убиваешь Тартю и прощаешься с бренной жизнью, или выбираешься из города и ищешь Сандера. Ему здорово досталось – надо думать, лежит пластом в каком-нибудь лесном домишке. Нет, бросать Александра нельзя. Решено, он возвращается в Гразу.
Что будет потом, Кэрна представлял довольно смутно, но в его голове последние дни крутились безумные мысли о Береге Бивней и спасшем их с Даро капитане, о котором он не думал лет десять. Нет, мириец не забыл ни бегство, ни появившийся словно бы из ниоткуда корабль, ни седого ясноглазого моряка, но и не вспоминал о нем, а теперь в мозгу колоколом бились слова Аларика. «Молодость кончается быстро, а у тебя, боюсь, кончится еще быстрее, чем у твоих сверстников, так что постарайся быть посчастливее и повеселее… Пока сможешь».
Свою молодость Рито Кэрна зарыл в овраге у Гразского поля в одной могиле со светловолосым мальчишкой, имени которого так и не узнал. Аларик обещал найти его, когда придет время, неужели оно еще не пришло?
«Слушайте, слушайте, слушайте! И не говорите, что не слышали!»
Троекратный вопль герольдов, которым наплевать, о чем кричать, оторвал мирийца от размышлений о седом капитане. Любопытно, что собрался поведать народу ублюдок Тартю? Повысит награду за их с Сандером головы? Чтобы лучше видеть, Рафаэль вскочил на основание решетки, окружавшей ратушу. В одежде наемника он был неузнаваем, а искать в Мунте его никому и в голову не приходило. Устроился Кэрна удачно: с облюбованного им места открывался прекрасный вид не только на Коронный помост с ведущими к нему пологими ступенями, но и на саму площадь и вливающуюся в нее улицу, по которой двигалась какая-то процессия.
Первыми шли герольды и с десяток городских стражников, затем в окружении ифранских тяжеловооруженных воинов кардинал Клавдий – Проклятый бы побрал эту свиньищу – и Жорес Аганнский. Сзади ползла какая-то упряжка, но Рафаэль не мог отвести взгляда от сынка Элеоноры. Гнусь! Тварь! Иго денна Подра! [21]
Чтобы не Наброситься на одного из главных виновников беды, маркизу Гаэтано пришлось собрать в кулак всю свою волю. Не дождетесь! Он поклялся не умереть, а отомстить, причем всем. Сегодня придется отпустить этих подонков, он еще сдерет с них их паршивые шкуры. Герольды завопили что-то еще, и привычная ко всему столичная торговая площадь подозрительно затихла, словно с нее хлыстом согнали привычный дневной шум.Не будь Рито занят поединком с самим собой, он бы заметил опущенные глаза горожан, налившийся красным нос у продававшей упитанных уток крестьянки, побелевшее лицо однорукого торгового пристава, в память бывших воинских заслуг направленного приглядывать за порядком на рынке. Люди уже поняли, ЧТО произошло, а Кэрна все еще был занят своей ненавистью, и только одинокий, горестный женский вопль заставил его перевести взгляд на въехавшую на площадь телегу. Сандер! Он все-таки не смог его спасти…
Маркиз Гаэтано закрыл глаза и быстро открыл. Ничего не изменилось. Замершая площадь, герольды и трубачи, крестьянская телега у помоста, два одра, отгоняющие облезлыми хвостами последних осенних мух, тело на грязной соломе… Ифранцы равнодушно подхватили Александра Тагэре за руки и ноги и поволокли на помост. Темноволосая голова безвольно болталась; победители сорвали с убитого короля не только латы, но и одежду, и Рито видел запекшиеся раны.