Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

– Вы это говорите мне или себе? Если мне, то не стоит беспокоиться, я знаю, что некоторые вещи высасывают удачу. Нас победите не вы, а ваши мертвые, если вы понимаете, что я говорю. А пытаться нас продать не стоит, Жоселин не покупает испорченные вещи.

– Пока у нее есть новые, возможно, но их у нее скоро не будет, – Сезар обернулся к своим военачальникам, – вы желаете что-то сказать?

– Все, что мог, я сказал во время боя, – отрезал Гартаж.

– Я должен принести вам свои соболезнования, граф, – Ипполит собрался с силой и взглянул в лицо Эжену, – ваш сын и его друзья погибли более, чем достойно.

– Я в этом не сомневался, – командир авангарда повернулся и пошел вниз по истоптанному склону, не спросив разрешения у своего герцога.

– Атэвы говорят, что умереть сумеет только тот, кто умел жить, – Диего Артьенде коснулся цветка в петлице, – без смерти жизнь пуста, а смерть без жизни невозможна. Значит, – мириец ослепительно улыбнулся, но черные глаза остались серьезными, – это смерть зависит от нас, а не мы от нее.

– Видимо, я должен представить графа Артьенде, – Сезар вежливо наклонил голову, – с его всадниками, маршал, вы познакомились в Кер-Женевьев.

– Я как мог старался заменить маркиза Гаэтано, – улыбка сбежала с лица мирийца. – Мы останемся с его друзьями до самого конца, и никто не скажет, что мы отступили и отступились. Сердца горят не только у Кэрны, хоть вам этого и не понять. Вы променяли огонь на золото, но золото – это зола...

2896 год от В.И. 1-й день месяца Дракона. АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

Почему-то Шарло представлял себе мрачный подвал, где на соломе рядами лежат больные и умирающие. Это было глупо, ведь он не раз бывал в Старых Казармах, да и Эгон никогда не позволил бы людям валяться вповалку на холодном, грязном полу. Наверное, все дело в страхе: достаточно испугаться чего-то, чего не видишь своими глазами, а остальное возьмет на себя воображение. Старые Казармы встретили полумраком и острым, горьковатым запахом чернолистника. Двери в коридор были открыты, но занавешены влажными рогожами, и у входа в них дымились неизбежные жаровни. Шарло, хоть на него никто не смотрел, шел, глядя прямо перед собой и слегка вздернув подбородок. Так его учили: нельзя опускать голову, как бы ни было грустно или страшно. Рито был рядом, и мальчику очень хотелось схватить его за руку, но он держался.

Мириец остановился у девятой или десятой двери и взялся за занавеску, Шарло с надеждой посмотрел на брата своей матери.

– Я – Кэрна, Шарло, – шепнул Рафаэль, – но я не святой Эрасти... Николай ошибся. Я могу убивать, но целитель из меня никакой.

– Значит... ты...

– Мы пришли прощаться. Соберись! Или уходи...

– Я готов.

Кэрна кивнул и отступил, пропуская Шарло вперед. Когда-то здесь лежали запасные доспехи, а теперь стояли два грубо сколоченных топчана и стол, на котором стояла жаровня. У выходящего в ночь окна, скрестив руки на груди, высился Яфе в своем балахоне. Свет масляной лампы отражался в черных глазах атэва, превращая его в сказочное существо.

– Маркиз, ты сошел с ума, – Эгон охрип, но Шарло все равно узнал бы его голос из тысячи.

– Это его право, Эгон. Ты же не хочешь, чтоб он жил, презирая себя.

– Я хочу, чтоб он жил! Жил!

– Я буду жить, – услышал собственный голос Шарло, – со мной ничего не случится. И с Кати, и со всеми остальными.

– Это так, – подал голос Яфе, – те, кто был отмечен, уже смотрят на ту сторону Реки. Юный Шарлах остается на этом берегу.

Ответить атэву не успели. В коридоре послышался шум, и в комнату ввалилось шесть или семь воинов во главе с капитаном замка и стряпуха, на щеке которой багровел внушительный синяк. Сзади Шарло заметил Николая. Эрастианец, как всегда, стоял, опустив глаза, близкий и далекий одновременно.

– Сигнор, – пробормотал капитан, – брат Николай нам сказал...

– Что я умираю? Похоже на то... – Эгон зашевелился, пытаясь приподняться на локтях, и Шарло его поддержал, опередив даже Рафаэля. Барон исхудал, его тело было покрыто язвами, но гной из них уже не сочился, ранки подсохли и покрылись темными корками. Их было не так уж и много, но мальчик знал, что это хуже всего. Те, у кого много мелких язв, имеют больше шансов выжить.

Эгон больше не пытался прогнать «сына» – то ли не хотел показаться слабым перед своими людьми, то ли поверил Яфе.

Властитель Гран-Гийо все еще был страшно тяжел. Изо всех сил удерживая барона, Шарло не мог видеть его лица, вынужденно глядя на тех, кто пришел к своему сигнору. Так они и замерли – девять человек у двери, двое на постели и двое у окна. Первым подал голос Николай:

– Да воздаст тебе по заслугам святой Эрасти, брат мой.

– Это его дело, – закашлялся барон, – вы, у входа... Подойдите, раз уж пришли... Яфе... говорит... это последний прилив сил... Но мы эту заразу победили... Кто-то еще умрет, но главное позади... Оноре! Я тебе говорю!

Капитан Гран-Гийо отчеканил два с половиной шага, как на плацу, а затем грузно бухнулся на колени. Ветеран заразы не боялся, он вообще ничего и никого не боялся, кроме умершей позавчера жены.