Башня из черного дерева

Девушка посмотрела на него, но он отвел глаза в сторону.

- В честь нашего гостя.

И тем не менее Мышь колебалась. Старик уперся взглядом в пустой бокал, поднял его и поставил на стол. Не резко, не раздраженно, но с некоторой долей нетерпения. Мышь встала и пошла к armoire. Очевидно, настал момент, когда лучше было уступить, чем настаивать. Бресли развалился на стуле и уставился из-под нависшей на лоб седой челки на Дэвида, на лице его застыла почти добродушная улыбка. Уродка, глядя в стол, спросила:

- Генри, можно мне пойти прилечь?

Бресли продолжал смотреть на Дэвида.

- Зачем?

- Книгу почитаю.

- Ты чертова кукла.

- Ну, пожалуйста.

- Ладно, проваливай.

Он даже не удостоил ее взглядом. Мышь принесла третью бутылку. Уродка с мольбой посмотрела на подругу, словно требовалось и ее разрешение. Та едва заметно кивнула, и в тот же миг Дэвид почувствовал, как пальцы Уродки на секунду сжали его ногу выше колена. Она протянула руку под столом, явно желая его подбодрить. Потом встала, пересекла комнату и пошла по лестнице наверх. Бресли придвинул бутылку к Дэвиду. Это был не жест вежливости, а вызов.

- Благодарю, с меня хватит.

- Коньяк? Кальвадос?

- Нет, спасибо.

Старик наполнил свой бокал до краев.

- Марихуана? - Он кивнул в сторону лестницы. - Это и есть книга, которую она будет читать.

Мышь спокойно возразила:

- Она этим больше не занимается. Ты же прекрасно знаешь.

Он сделал большой глоток.

- А по-моему, все вы, молодые сопляки, этим занимаетесь.

- Ко мне это не относится, - как бы между прочим сказал Дэвид.

- Мешает пользоваться логарифмической линейкой, да?

- Возможно. Но я не математик.

- Тогда как же вы это называете?

Мышь сидела опустив глаза. Помочь Дэвиду она уже не могла - разве что в роли молчаливой свидетельницы. Не было смысла притворяться, будто не ясно, что старик подразумевает под словом "это". Дэвид встретился взглядом с Бресли.

- Мистер Бресли, большинство из нас полагает, что термин "абстракция" утратил смысл. Учитывая, что наше представление о реальности сильно изменилось за последние пятьдесят лет.

Старик, казалось, задумался над тем, что услышал, но ненадолго.

- Я называю это изменой. Величайшей изменой в истории искусства.

От вина его щеки и нос покраснели, глаза сделались почти матовыми. Он по-прежнему сидел развалясь, только повернул свое кресло так, чтобы смотреть в лицо Дэвиду. В то же время он таким образом очутился ближе к девушке. За ужином Дэвид, слишком увлекся беседой с нею, был слишком внимателен… это он теперь понял, да к тому же старик, должно быть, следил за их беседой и до ужина. И теперь решил показать себя ее хозяином.

- Триумф евнуха. Вот так-то.

- Но это все-таки лучше, чем триумф кровавого диктатора?

- Ничем не лучше. Все дерьмо. И Гитлер дерьмо. Или ничтожество.

Мышь, не глядя на Дэвида, пояснила:

- Генри считает, что абстрактное искусство есть бегство от ответственности перед человеком и обществом.

Дэвид решил было, что Мышь солидарна с Бресли, потом догадался, что она просто взяла на себя роль переводчицы.

- Но разве философии не нужна логика? А прикладной математике не нужна чистая форма? Так же и искусство должно иметь свои основы.

- Бред. Не основы. Зады. - Старик кивнул на Мышь. - Пара сисек и… И все, что положено. Такова реальность. А не ваши дурацкие теории и педерастические краски. Я знаю, Уильямс, против чего вы все ополчились.

Мышь тем же ровным, невозмутимым тоном перевела:

- Вы боитесь человеческого тела.

- Просто меня больше интересует разум, чем половые органы.

- Да поможет бог вашей жене.

- Кажется, мы говорили о живописи, - спокойно заметил Дэвид.

- Сколько у вас было женщин, Уильямс?

- Это не ваше дело, мистер Бресли.

Наступила напряженная пауза, старик глядел неподвижным взглядом, соображая, что сказать в ответ; сцена эта напомнила поединок фехтовальщиков, снятый замедленной съемкой.

- Кастрация. Вот ваши правила игры. Разрушение.

- Есть более страшные разрушители, чем нефигуративное искусство.

- Бред.

- Попробуйте убедить в этом жителей Хиросимы. Или тех, кого жгли напалмом.

Старик сердито фыркнул. И снова - молчание.

- Точные науки лишены души. Беспомощны. Крыса в лабиринте.

Он допил свой бокал и потребовал нетерпеливым движением руки, чтобы Мышь налила ему еще. Дэвид молча сидел, хотя его так и подмывало встать из-за стола и спросить, зачем его вообще приглашали в Котминэ. Он чувствовал, что готов в любую минуту сорваться, несмотря на предостережение девушки. Разговор перешел на грубую брань и личности, и Дэвид понимал, что пытаться защитить себя или привести разумные доводы - значит подлить масла в огонь.

- Знаю я вашего брата. - Старик, уставясь на полный бокал, отрывисто выбрасывал слова. - Предали крепость. Продали. Называете себя авангардом. Экспериментаторы. Как бы не так. Государственная измена - вот что это такое. Научная похлебка. Пустили под откос всю честную компанию.

- Абстрактная живопись - уже не авангард. И разве лучшая пропаганда гуманизма не основана на свободе творчества?

Снова пауза.

- Трепотня.

Дэвид принужденно улыбнулся.