— Ты выпил?
— Нет.
Кит натянул перчатки, разобрал и начал чистить лучевик. Пока он занимался этим, Терри поведала мужу, что она все понимает… нет, правда, понимает, как он много работает и устает до смерти, но ее очень беспокоит его отчуждение. А ведь скоро у них будет ребенок…
Приступив к любимому этапу — смазке — Кит скосил глаза на дверь и увидел ее. Она стояла в дверях, прекрасная, очень серьезная, в пальто с меховым воротником, в крохотной шляпке поверх каштановых кудрей, с красной розой в руке, и смотрела на него своими синими глазами, которые сейчас казались фиолетовыми. Кит указал ей глазами на бар. Шарлотта заперла двери, плеснула в высокий стакан с ободком минеральной воды, добавила ломтик лимона и два кубика льда, села в кресло для посетителей и, подпирая щеку ладонью, стала слушать про его отчуждение. Терри говорила еще долго, и за это время Кит успел управиться со своим делом.
— Почему ты молчишь? — спросила Терри, наконец.
— Потому что мне нечего сказать, — ответил Кит честно и правдиво, и нажал кнопку отбоя.
— Вы закончили? — спросила Шарлотта мягко.
— Да. Как вы сюда попали?
— Просто сказала, что я к вам. Меня пропустили. Знаю, я не должна была — не сердитесь.
— Я вовсе не сержусь. Я люблю вас.
— И?
— Не знаю. Это все.
Шарлотта улыбнулась. Она была очень хорошая, она все понимала.
— Ох, как вас достали. Бедный вы, бедный.
— Вы сами слышали, мое отчуждение…
— Да.
— Не позволяет мне сближаться с людьми…
— Да.
— Но ведь поэтому вы со мной встречаетесь, правда?
— Поэтому… ну, и еще из-за вашей огроменной кучи денег.
Кит тоже улыбнулся ей.
— И?
Ее синие глаза засияли тихим, нежным светом.
— Еще вы неплохо смотритесь в ваших безумно дорогих костюмах. Все хочу спросить… спортом занимаетесь?
— Бегаю по утрам.
— Марафоны?
— Нет, спринты. С фальстартами.
Шарлотта потупила взор.
— Я никогда не замечала за вами чрезмерной, огорчительной поспешности…
— Я имел в виду спорт. Конкретно, утренние пробежки. Не стоит экстраполировать.
Глупо, невозможно, но вдруг он почувствовал себя замечательно. Настолько замечательно, что затолкал обратно лучевик и запер ящик на ключ.
— Вообще-то, я пришла поздравить вас с днем рождения. Я принесла подарок.
— Не стоило, я люблю вас просто так, без всякого подарка.
— Знаю, но неужели не хотите взглянуть?
— Хочу…
Шарлотта поднялась и одним плавным движением сбросила пальто, под которым оказалась совершенно обнаженной, не считая шелковых чулок и высоких сапог. Она взяла в руки розу и протянула ему.
— Мне никто никогда… не дарил такого чудесного подарка.
— Потанцуем?
— А вы приглашаете?
— Да, — сказала Шарлотта, и они начали танцевать медленный, медленный фокстрот.
Глава одиннадцатая
Любовь. И кровь
Тем временем свершилось небольшое чудо. Под руководством Дэниэла доселе малоизвестная радикальная газетенка «Вестник Республики» расцвела, похорошела и вдруг превратилась в довольно популярное массовое издание. Помимо призывов к свержению действующих властей в газете теперь печатались вполне миролюбивые светские сплетни, а также криминальная хроника и кроссворды. Однако, что выгодно отличало «Вестник» от прочих средств массовой информации, в газете появлялась и серьезная политическая аналитика. Гвоздем программы являлись статьи самого Дэниэла, которые молодой отпрыск знатного семейства скромно подписывал от редакции.
Что оказалось важней обнаружившегося в нем призвания к литературе, он открыл в себе и другой талант. Предпринимательский. Ступив на путь вульгарной коммерции, он начал торговать своей громкой фамилией и поразился тому, с какой легкостью начали открываться перед ним все двери. В конце концов, Дэниэл доторговался до того, что его пригласили на Три-Ви канал «Истина инк» — работать политическим обозревателем. Раз в неделю, по понедельникам, после выпуска вечерних новостей в двадцать два вечера по стандартному Гемгольцу мистер Ланкастер появлялся в эфире и в течение пятнадцати минут комментировал события дня. Дэниэл сидел в студии, с красной повязкой Народного Трудового Альянса поверх рукава пиджака, и излагал многомиллионной аудитории главного государственного канала свои прочувствованные соображения о диктатуре и ее скорой кончине в виду неизбежной революции. Поразительно, но ему еще и платили за это. И платили неплохо.
Тем не менее, газета оставалась для Дэниэла делом первостепенной важности. Его адскими трудами «Вестник» перестал быть просто одиозным, полуподпольным боевым листком Народного Трудового Альянса. У газеты появилось собственное лицо и собственная политическая позиция. «Вестник» стал интересным, спорным и модным и, главное, начал продаваться. После того, как Дэниэл разыскал для газеты спонсоров и рекламодателей, дела и вовсе пошли в гору. Редакция из сырого подвала перебралась на пятый этаж благоустроенного офисного здания в тихом зеленом районе города, и Дэниэл теперь руководил солидным штатом из сорока человек, включая уборщицу и личную секретаршу.