Башня континуума

В шесть часов вечера в приемной президента Корпорации материализовался угрюмый, костлявый, как сама смерть, старик Мерфи.

– Могу я повидаться с лордом Ланкастером.

Секретарь их милости с тихим ужасом уставился на председателя совета директоров. Старик невероятно редко выбирался из своего кабинета.

– Что-то случилось, сэр?

– Нет.

– Но… вы не в своем кабинете, и…

– Захотелось прогуляться, размять старые кости. Их милость у себя?

– Да, но их милость занят, у него совещание с инженерами проекта Девятьсот Двадцать, – проговорил секретарь, испуганно заслоняясь коричневой кожаной папкой с распоряжениями по текущим вопросам.

– Мальчуган и впрямь когда-нибудь своим упрямством добьется своего, то есть загонит меня в гроб. О чем же он с ними совещается. Неужели лорду Ланкастеру не растолковали со всем возможным снисхождением к его умственным способностям, что при самом лучшем раскладе пройдет минимум три стандартных года, прежде чем мы сумеем запустить Девятьсот Двадцатые в массовое производство?

– Их милость, видимо, настроен менее скептически в данном отношении. Кажется, он весьма воодушевлен продажами кофеварок, оснащенных Вторым Прототипом ЧСД, – неосторожно заметил секретарь, выглядывая из-за папки.

– Менее скептически! Ну и ну! – сказал Мерфи, лязгая челюстями. – Надо понимать, что в кофеварках мощь ЧСД задействована лишь на два процента от потенциальной! Кофеварки – одно дело, принципиально новая модель спин-передатчика, требующая самых современных технических решений – совсем другое! Я вообще не понимаю, отчего я обсуждаю с вами это. Вы задействованы в работе над проектом Девятьсот Двадцать?

Секретарь потянулся к кнопке переговорного устройства.

– Никак нет, сэр. Прошу прощения, сэр. Я доложу милорду о вашем визите…

– Не надо. Подожду, пока он освободится. У меня ведь впереди уйма времени.

На инвалидной коляске Мерфи подкрался (описать иначе его способ передвижения было невозможно) к двери кабинета и прильнул ухом. Слов он не разобрал, но общие интонации позволяли предположить, что Кит вытворяет со служащими примерно то же самое, что римские императоры выделывали в Колизее с первыми христианскими мучениками.

Поразмыслив, Мерфи не стал туда врываться. Долголетие его не в последнюю очередь объяснялось тем, что он знал, в какие именно моменты не стоит попадаться Ланкастерам на глаза. Как бы Мерфи ни относился к прославленному семейству, в частности к Киту, он никогда не забывал, кто здесь главный, и чье имя носит самое высокое здание Империи.

Через полчаса тяжелые дубовые двери кабинета президента Корпорации отворились, и оттуда стали выходить пошатывающиеся зомби, которые до визита к боссу были живыми людьми с мечтами, надеждами и верой в будущее. Секретарь и Мерфи молча пронаблюдали за сим печальным исходом. Кит вышел следом, окутанный клубами горького табачного дыма.

– Мистер Мерфи? – проговорил он несколько удивленно.

– Решил прогуляться, знаете ли, посмотреть собственными глазами, чем живет и дышит современная молодежь. Мне надо поговорить с вами. Много времени это не займет.

– Плевать. Я ухожу домой.

– Обычно вы хамите мне в более изысканной манере. Я ведь говорю, много времени наш разговор не займет.

– Хорошо. Чаю? Кофе? Свежей крови? Стрихнина?

Скрыв зубовный скрежет за очаровательной улыбкой, Кит вкатил инвалидную коляску Мерфи в свой кабинет и, закрыв двери, опустился за свой письменный стол.

– Итак, что вам угодно? – спросил Кит, чувствуя себя погано, как школьник, оставленный за скверное поведение после уроков маяться в опустевшем классе, когда остальные дети гуляют и играют в салки.

– Выглядите вы ужасно, – сказал Мерфи с удовлетворением.

– Вы тоже, – ответил Кит с содроганием.

– Спасибо, – кокетливо поблагодарил Мерфи, – надеюсь, вы понимаете, что люди, которых вы сейчас отчитали, как нашкодивших щенят, являются нашими лучшими специалистами, профессионалами высочайшей квалификации, и вы поступаете на редкость неразумно, настраивая их против себя вашими нотациями. Сколько времени вы им отвели?

– Год. Считаю, это вполне разумный и приемлемый срок, чтобы начать массовый выпуск Девятьсот Двадцатых. Каковой в ближайшие годы положит начало полному и повсеместному переходу на качественно иной формат спин-связи, что позволит в разы сократить количество и, соответственно, затраты на поддержание в работоспособном состоянии наземных станций и спутников-преобразователей спин-связи…

Мерфи что-то занудил по поводу того, что на реализацию проекта подобного титанического масштаба уйдет не какой-то там год, а многие годы, возможно, десятилетия, учитывая, что проект Девятьсот Двадцать фактически сделает Корпорацию монополистами на рынке связи, каковой факт едва ли придется по вкусу их конкурентам, а также многим видным государственным чиновникам, взбудораженным грядущим переделом рынков. Осознает ли лорд Ланкастер, что прямо сейчас на охоту за его головой вышли легионы наемных убийц? Кит пропустил мимо ушей его причитания. Тринадцать лет, что он в поте лица корпел на Корпорацию, люди по разным поводам приходили к нему в кабинет, рыдая крокодиловыми слезами, заламывали руки и восклицали, что это, мол, невозможно и вообще чистое безумие. Если бы Кит ко всем прислушивался и принимал всерьез…

– Может быть, сжалитесь надо мной и примете стрихнину? – вежливо спросил он, когда Мерфи закончил старчески брюзжать. – Нет? Тогда давайте ближе к делу. Насколько я могу судить, вы, в действительности, опять завести разговор о генераторах.

– Да. И о них, среди прочего. Кстати, вы уладили вопрос с Высшим Архитектурным Советом Форта Сибирь?

– Уладил. Судебный иск отозвали. Ведь это вы натравили их на меня?

– Натравил. Не слишком корректное выражение.

– Не слишком корректно, по-вашему, называть вещи своими именами?

– Вы ведь решили эту проблемку. Для вас она оказалась не слишком сложной, милорд. Другое дело, что вы потеряли целый день вашего драгоценного времени, занимаясь сущей ерундой, вместо того, чтобы посвятить себя по-настоящему важным задачам.

– Вот и я о том же. Чего вы добиваетесь? С тех пор, как я вернулся, – Кит слегка запнулся, – из плена, вы постоянно недовольны мной.

– По совести, я был вами недоволен еще до того, как вы оказались в плену, в чем, заметьте, как обычно виноваты только вы сами.

– Совершенно согласен с вами, да, это я сам себя взорвал, схватил, связал, бил, пытал, держал в стальном бункере и морил себя голодом. Вот такой я эксцентричный.

Мерфи сообразил, что загнул через край, и пошел на попятный.

– Понимаю, вам пришлось несладко…

Кит раздраженно отмахнулся от фальшивых соболезнований.

– Лучше объясните, почему вы мешаете мне нормально жить и работать. Кое-какая критика в мой адрес является содержательной, не спорю. Когда это так, я к вам прислушиваюсь, и вы это знаете. Однако ваши претензии по поводу генераторов не стоят и выеденного яйца. Или…

– В сущности, меня беспокоят даже не столько генераторы, сколько ваша одержимость… этой темой. В последнее время вы все больше и больше напоминаете мне вашего прадеда, Мэттью Ланкастера.

– Мой прадед? Тот самый, что сошел с ума и перестрелял совет директоров корпорации из лучевика, а потом твердил, что его сподвигли на это изуверство таинственные голоса в голове? До чего избитый сюжет.

– Напрасно вы. Знатная была бойня, – произнес Мерфи со странным, почти мечтательным оттенком в голосе, от которого у Кита по спине прополз холодок, – никто не выжил…

– Кроме вас, – напомнил Кит, почему-то вздрогнув.

– Кроме меня, – согласился Мерфи, – к вашему вящему неудовольствию. Вот такая печальная история, с какой стороны ни глянь.

– Печальней некуда, только… причем тут это?

– А притом, что, если вы задумаете когда-нибудь выкинуть что-то подобное, проститесь раз и навсегда с этими фантазиями. В зал заседаний больше невозможно пронести лучевик… да что там, и перочинный ножик – повсюду охрана, и детекторы самым тщательным образом обыскивают каждого – и даже вас. Откуда, по-вашему, взялся этот премилый обычай? Я уже умалчиваю о пункте шестом параграфа двенадцатого четвертой главы Устава, предписывающему президенту корпорации или лицу, исполняющему обязанности президента, дважды в год проходить тщательное и беспристрастное медицинское освидетельствование на предмет физических недугов и психических расстройств…

– Я помню Устав назубок, – кисло промолвил Кит.

– Вот это хорошо. Плохо то, что вы не понимаете, к чему я веду.

– Нет, правда, не понимаю.

– Я сейчас объясню. Так вот, ваш прадед, Мэттью. Чудесный был молодой человек, очень талантливый и многообещающий, очень умный, очень толковый, прямо как вы. И что же с ним случилось?

– Вы и ваши прихлебалы из совета директоров довели его до полного умопомрачения?

– Подумайте еще.

– Тогда не знаю. Намекните.

– Намекаю: для начала ваш прадед принялся интересоваться различными вопросами, лежащими вне сферы его компетенции.

– Какими вопросами?

– Я говорю, заносчивый сопляк – вопросами, лежащими вне сферы его компетенции.

– Самоубийствами? – уточнил Кит, весь замораживаясь изнутри.

– Я предпочитаю называть это прискорбными, нелепыми и, кстати, весьма малочисленными несчастными случаями. Все равно. Что ж, вы правы. Сначала ваш прадед очень сильно заинтересовался самоубийствами. Затем начал приходить на работу без галстука, перестал бриться, принялся читать на досуге литературу крайне сомнительного содержания и черпать оттуда идеи о ЧУДОВИЩНЫХ ЗАГОВОРАХ. Прибавьте к этому неумеренное количество алкоголя и личные неурядицы.

– Что за неурядицы.

– Его бросила жена. Да, покинула, хотя и очень любила. Каково это – жить с заросшим, дурно пахнущим параноиком, способным говорить только о заговорах. Деградировал Мэттью стремительно и скоро превратился в бормочущего христианина-подвальника. Знай, твердил днями напролет, что деньги – зло, и Копилка – зло, и мы прислуживаем злу, курим ему фимиам, как он выражался. Всюду ему мерещились враги, тайные и явные…

Кит остро ощутил, что его загоняют в ловушку.

– Мне пока никто не мерещится, слава Богу, и я ничего такого не думаю, мистер Мерфи.

– Правда? А ведете себя так, как будто думаете. В конце концов, если мы тогда пошли вам навстречу и позволили провести в жизнь эту вашу идею фикс, то лишь потому, что понимали: иначе вы не отступитесь, а еще рассчитывали, вам скоро надоест заниматься этой чушью.

У Кита сложилось впечатление, что он присутствует при создании чего-то великого, бредового и абсурдного, вроде вечного двигателя или машины времени. Он действительно не понимал, в чем дело. Генераторы работали, самоубийства прекратились, только почему-то это никого не устраивало… почему?

– Я все равно никак не возьму в толк… вы что, мне угрожаете?

– Нет, просто прошу: избавьтесь от этой вашей идиотской причуды и займитесь тем, что у вас получается лучше всего – деланьем денег. Благотворительность и душеспасение – не ваша стезя. Если по делу, ваша забава действительно стоит дорого, создает проблемы коммунальным службам и привносит в ваш деловой имидж совершенно излишнюю толику эксцентричности.

– Так-так. А если я этого не сделаю?

– Тогда вы пожалеете. С вами случится что-нибудь настолько ужасное, после чего день, убитый вами на попойки с чиновниками мэрии нашего благословенного города, покажется вам детским лепетом.

– Значит, вы мне все-таки угрожаете.

– Нет. Предупреждаю. Это совершенно другое. И, да. Вы с супругой, насколько мне известно, ожидаете первенца? Когда же состоится радостное событие?

– В конце января, – машинально ответил Кит.

– Девочка или мальчик?

– Девочка.

– Вот о чем вам следует сейчас думать. На чем сосредоточиться! На семье, на жене, на вашем ребенке. Вы им нужны живым и здоровым. И нам тоже.

– Нам? Кому это – нам?

– Мне и Копилке, разумеется. До свиданья.

Кит проводил Мерфи до дверей, отпустил секретаря и направился к столу. Потянулся к самому нижнему ящику. Едва его пальцы коснулись массивной позолоченной ручки, как раздался звонок. Кит сел, раздраженно ударил по кнопке громкой связи.

– Дорогой, ты собираешься сегодня возвращаться домой?

Кита не переставали искренне озадачивать некоторые ее вопросы. Если бы он ответил «нет», что бы она стала делать? Ненаглядная, бдительная женушка.

– У меня тут еще пара дел, дорогая.

Он снял серо-оливковый пиджак, развязал темно-малахитовый галстук и закатал рукава рубашки цвета раздавленного винограда. Потом достал из самого нижнего ящика стола отцовский лучевик и небольшой черный кейс, где хранились аксессуары, необходимые для чистки и смазки оружия. Каждый мужчина знает, что свое оружие стоит поддерживать в надлежащем состоянии… пусть и не собираешься им пользоваться.

– Что за дела?

– Ничего серьезного, Терри. Я скоро буду.

– У тебя что-то случилось?

– Нет.

– Ты выпил?

– Нет.

Кит натянул перчатки, разобрал и начал чистить лучевик. Пока он занимался этим, Терри поведала мужу, что она все понимает… нет, правда, понимает, как он много работает и устает до смерти, но ее очень беспокоит его отчуждение. А ведь скоро у них будет ребенок…

Приступив к любимому этапу – смазке – Кит скосил глаза на дверь и увидел ее. Она стояла в дверях, прекрасная, очень серьезная, в пальто с меховым воротником, в крохотной шляпке поверх каштановых кудрей, с красной розой в руке, и смотрела на него своими синими глазами, которые сейчас казались фиолетовыми. Кит указал ей глазами на бар. Шарлотта заперла двери, плеснула в высокий стакан с ободком минеральной воды, добавила ломтик лимона и два кубика льда, села в кресло для посетителей и, подпирая щеку ладонью, стала слушать про его отчуждение. Терри говорила еще долго, и за это время Кит успел управиться со своим делом.

– Почему ты молчишь? – спросила Терри, наконец.

– Потому что мне нечего сказать, – ответил Кит честно и правдиво, и нажал кнопку отбоя.

– Вы закончили? – спросила Шарлотта мягко.

– Да. Как вы сюда попали?

– Просто сказала, что я к вам. Меня пропустили. Знаю, я не должна была – не сердитесь.

– Я вовсе не сержусь. Я люблю вас.

– И?

– Не знаю. Это все.

Шарлотта улыбнулась. Она была очень хорошая, она все понимала.

– Ох, как вас достали. Бедный вы, бедный.

– Вы сами слышали, мое отчуждение…

– Да.

– Не позволяет мне сближаться с людьми…

– Да.

– Но ведь поэтому вы со мной встречаетесь, правда?

– Поэтому… ну, и еще из-за вашей огроменной кучи денег.

Кит тоже улыбнулся ей.

– И?

Ее синие глаза засияли тихим, нежным светом.

– Еще вы неплохо смотритесь в ваших безумно дорогих костюмах. Все хочу спросить… спортом занимаетесь?

– Бегаю по утрам.

– Марафоны?

– Нет, спринты. С фальстартами.

Шарлотта потупила взор.

– Я никогда не замечала за вами чрезмерной, огорчительной поспешности…

– Я имел в виду спорт. Конкретно, утренние пробежки. Не стоит экстраполировать.

Глупо, невозможно, но вдруг он почувствовал себя замечательно. Настолько замечательно, что затолкал обратно лучевик и запер ящик на ключ.

– Вообще-то, я пришла поздравить вас с днем рождения. Я принесла подарок.

– Не стоило, я люблю вас просто так, без всякого подарка.

– Знаю, но неужели не хотите взглянуть?

– Хочу…

Шарлотта поднялась и одним плавным движением сбросила пальто, под которым оказалась совершенно обнаженной, не считая шелковых чулок и высоких сапог. Она взяла в руки розу и протянула ему.

– Мне никто никогда… не дарил такого чудесного подарка.

– Потанцуем?

– А вы приглашаете?

– Да, – сказала Шарлотта, и они начали танцевать медленный, медленный фокстрот.