Башня континуума

Через неделю Либер опять отправил ее в галерею к леди Милфорд. В два часа пополудни Шарлотта припарковала свой фургончик на подземной парковке. Когда она подошла к подножию величайшего здания Империи, то услышала высоко над головой пронзительный свист. Невольно замедлив шаг, она запрокинула голову. Левый бок здания, словно корсет – талию красавицы, оплетали башенные строительные леса. Наверху вовсю кипели какие-то работы, но монтажники в фирменных спецовках Корпорации все же находили свободную минутку, чтобы заигрывать с проходящими мимо красотками. Завидев Шарлотту, они радостно заулюлюкали и помахали ей, почти польстив своим жеребячьим энтузиазмом.

– Эй, цыпочка! Какие ножки! Прошвырнемся вечерком?

С ума сойти. Куда ни плюнь – липучие, приставучие идиоты. Возможно, ей и впрямь было бы лучше умереть. С такими мрачными мыслями Шарлотта вошла в Копилку. При виде леди Милфорд настроение ее далеко не улучшилось. Судя по блестящим глазам и румяным щекам, Серафина уже успела накачаться Мыслераспылителем.

– Здравствуй… как там тебя…

– Шарлотта.

– Конечно, я помню.

– Спасибо, леди Милфорд, я принесла вам наши новые цветочные каталоги.

– Каталоги? А там есть картинки? – спросила Серафина слегка испуганно.

– Красивые цветные картинки, леди Милфорд, разумеется.

– Здорово, а то я без картинок ничего не соображаю. А шрифт крупный? Ненавижу читать. Нет, ты мне лучше сама все покажи и объясни. Ой, моя бедная голова. Все из-за этого шума. Наверное, когда ты шла сюда, ты видела эти странные высокие штуки вокруг здания…

– Строительные леса?

Серафина надулась и поведала Шарлотте, что этот шум и строительное безобразие продолжается уже почти неделю, из-за чего у нее постоянно раскалывается голова, и пару раз пошла кровь носом. Нет, она не знает, с чем это связано. Папулечка пытался объяснить ей за завтраком, но она пропустила его объяснения мимо ушей. Ее куда больше волновало, что папулечка завел себе любовницу, – в дополнение к тем двум, что у него уже имелись. Впрочем, Серафина тотчас забыла и о муже, и о его гареме, и уткнулась в цветочный каталог.

– А где мой? – наконец, спросила она Шарлотту недовольным тоном.

– Ваш – что, простите?

– Мой снимок. Я полагаю, мой снимок должен быть в каталоге… не правда ли?

– Простите… ваш снимок? Но это цветочный каталог нашего магазина, леди Милфорд.

– И в чем же дело? – недовольно спросила Серафина, решительно не понимая, отчего бы ее шикарному снимку не разместиться в цветочном каталоге.

– Дело в том…

– Да в чем же?

– Да… пожалуй… вы правы… это прекрасная идея, – промямлила Шарлотта.

У Серафины оказалось под рукой несколько ее глянцевых снимков в шикарных нарядах и с болонками на руках, но все показались ей неподходящими, так что она решила съездить домой и подобрать парочку.

– Много времени это не займет, час или два.

– Хорошо, леди Милфорд, в следующий раз я с огромным удовольствием…

– Но я не могу оставить галерею без присмотра, – сказала Серафина и поглядела на Шарлотту вопросительно. Впрочем, вопросительно – не то слово. Скорее, повелительно.

– Вы хотите, чтобы я осталась и присмотрела за галереей, пока вы съездите домой за снимками? О, черт. С кем я разговариваю? Она уже ушла!

Шарлотта была в ужасе. На этой неделе ей предстояло обслужить еще две пышные свадьбы, что означало утомительные часы общения с истеричными, плаксивыми, капризными невестами. Она должна была вернуться в магазин. О, Боже!

Через полтора часа Шарлотта имела возможность убедиться, что управляться с престижной художественной галереей вовсе не такой уж тяжкий труд. Она сумела продать восемь фарфоровых безделушек и одну ужасную абстрактную картину. Положила деньги в кассу. Полила цветы в кабинете Серафины. Потом ощутила сильный голод и заглянула в холодильничек леди Милфорд, персиково-розовый, как сама хозяйка. На полках томились шесть упаковок зеленого салата и девять или десять бутылок минеральной воды. Достаточно, чтобы утолить голод выводка кроликов, но для людей эта пища не годилась.

– Вот влипла!

Вздохнув, Шарлотта присела в кресло, достала зеркальце и подкрасила ресницы. С досады и от скуки взяла журнал, валявшийся на столе. К ее удивлению оказалось, что это толстый, солидный, финансовый журнал, который так и назывался – «Финансист». От нечего делать Шарлотта пролистала несколько страниц, надеясь разыскать кроссворд, но вместо того обнаружила большую, на целый разворот, статью о лорде Ланкастере. Вряд ли это чтение могло оказаться занимательным. И все же. Он спас ей жизнь…

Журнал поведал ей, что лорду Ланкастеру тридцать один год, из которых десять он счастливо женат на Терезе Джемме Франческе, леди Ланкастер, в девичестве – Майерс, четвертой из пяти дочерей благородного лорда Киллиана Риза-Майерса, владельца сталелитейной империи Ризов-Майерсов. Детей у супругов нет. Леди Ланкастер увлеченно занимается благотворительностью. Вот и все, что было сказано о бедняжке.

К сиятельной особе лорда Ланкастера журнал отнесся с куда большим вниманием. Детство он провел в ужасно привилегированной закрытой частной школе, которую закончил с отличием, следом поступил в ужасно престижный бизнес-колледж, который тоже закончил с отличием. Достиг всевозможных высот в поло. Шарлотта не представляла, что это за вид спорта, но звучало внушительно. В девятнадцать занял должность первого исполнительного вице-президента корпорации. В двадцать восемь лет после трагической гибели отца возглавил «Ланкастер Индастриз». Перечень его заслуг, наград и достижений был крайне внушителен. Состоит в Консервативной Партии. Любитель оперы. Известный меценат и филантроп…

– Филантроп, хи-хи! Надо же, филантроп! Вот умора, филантроп…

– Добрый день.

Смех застрял в горле. До сих пор ей казалось, что подобные вещи случаются только в водевилях. Или в древнегреческих трагедиях. Фатум, злой рок, бог из машины, скалящиеся Эринии. С перепугу Шарлотта утратила равновесие и свалилась под письменный стол в обнимку с финансовым журналом.

– Что с вами? Вы не ушиблись?

Из-под стола Шарлотта разглядела немножко его темно-синих, отлично выглаженных брюк и ботинки. Надменные, высокомерные, элегантные ботинки из дорогущей, мягкой, тонкой кожи. Возможно, человечьей.

– Должно быть, вы меня не помните…

– Нет, помню, – откликнулась Шарлотта из-под стола.

– Вы себя хорошо чувствуете, миссис Лэнгдон? Успокойте меня.

– Д-да.

Ботинки начали перекатываться с носка на пятки.

– Что-то потеряли?

– Накладные ресницы отклеились. Вы знаете, наверное, как это бывает…?

– Нет. Не знаю. Кстати, филантроп – это совсем не то, что вы подумали. Пончики любите?

Ее рот наполнился голодными слюнками.

– А с чем?

– С шоколадной глазурью и яблочным мармеладом. Еще горячие.

– Я на работе, – спохватившись, с достоинством ответила Шарлотта из-под стола.

Ботинки щелкнули каблуками.

– Я ведь не выпить вам предлагаю.

Какая жалость. Она бы сейчас с удовольствием выпила. Ботинки исчезли из поля ее зрения и объявились рядом. Шарлотта запрокинула голову и увидела их милость с пакетом, источающим головокружительные ароматы свежей сдобы.

– Знаете… кажется, вы обещали прекратить меня преследовать.

– Преследовать? Побойтесь Бога. Я просто случайно проходил мимо. Дай, думаю, зайду. И зашел. А здесь вы.

– И пончики вы тоже с собой случайно прихватили? – подозрительно поинтересовалась Шарлотт у известного филантропа, но тот в ответ смерил ее таким ледяным взглядом, что у нее мигом отпала охота задавать дурацкие вопросы. Он молча протянул ей руку и помог подняться. На мгновение они оказались слишком близко друг от друга, но он тотчас отпрянул, соблюдая дистанцию, причем так грациозно, словно проделывал балетное па. Шарлотта некстати подумала, что он наверняка отлично танцует. Конечно. Аристократов долгими годами обучают танцам в привилегированных закрытых школах. Вальсам. И кадрилям.

– Вы танцуете? – вырвалось у нее помимо воли.

Лорд Ланкастер поднял бровь.

– А вы меня приглашаете?

Шарлотта решила помолчать. Так, разнообразия ради. Посмотреть, что получится. Получилось то, что через две минуты она уже уплетала за обе щеки пончики, запивая кофе в стаканчике, который он тоже совершенно случайно прихватил с собой. Кофе был крепкий, сладкий, горячий, с восхитительной пышной молочной пенкой.

– Спасибо.

– Не за что. Ну, что опять случилось? Хорошо, не отвечайте. Я сам скажу. Вы связались с чокнутой наркоманкой и вынуждены терпеть ее безумные прихоти. Возможно, вам стоит намекнуть Серафине, что вы – не ее частная прислуга.

– Возможно, я намекну… а потом мистер Либер намекнет мне… что я уволена. Вы этого хотите?

По его лицу было понятно, что он хочет далеко не этого, а совсем другого.

– Давайте я покажу вам кое-что.

– Если это не что-то предосудительное…

Лорд Ланкастер усмехнулся, порылся по карманам, достал упаковку мятных пастилок.

– Вот. Откройте окно и бросьте это туда. Вниз.

Шарлотта поглядела на их милость в полнейшем недоумении.

– Просто сделайте так, как я прошу, хорошо?

Шарлотта неуверенно поднялась, открыла окно и опять недоверчиво посмотрела на него.

– Бросить вниз пастилки, да?

– Я что, изъясняюсь на каком-то непонятном для вас языке?

– Вы такой суровый, сэр, я трепещу, – сказала Шарлотта, сама до крайности удивившись своему игривому тону.

– Ха-ха. Трепещете. Правильно делаете. Бросайте, – сказал он нетерпеливо.

Шарлотта разжала пальцы и тут поняла, что он имел в виду. Коробка с пастилками вместо того, чтобы рухнуть вниз, надолго застыла в воздухе. Потом стала медленно и плавно, подобно невесомому птичьему перышку, опускаться вниз, постепенно исчезая из вида.

На специальных манекенах, точнейшим имитирующих человеческое тело и увешенных разнообразными датчиками, действие генераторов выглядело стократ куда более впечатляющим. Прошлой ночью их выбрасывали из окон на разных этажах, настраивая сложнейшую систему с тем, чтобы учесть направление ветра и еще множество прочих составляющих.

– Ух. Что это? – спросила Шарлотта завороженно.

– Слышали когда-нибудь об антигравитации?

– Эээ… что-то противоположное закону притяжения?

– Да. Что-то. Только в данном случае это не совсем то. Антигравитационные генераторы… собственно, они так называются исключительно для удобства восприятия. Скорее, следовало назвать их нейтрализаторами гравитационного поля узкого, временного и ограниченного воздействия, но это звучит не так красочно и чересчур длинно. Так вот, генераторы распространяют особые лучи, которые являются своего рода волновыми амортизаторами, то есть значительно тормозят и смягчают возможное падение с высоты какого-нибудь тела. Человеческого, к примеру. Закройте окно. Отойдите. Пожалуйста. И сядьте. Вот так. Благодарю вас.

– А. Я поняла. Самоубийцы… падают не быстро, а медленно? – осенило Шарлотту.

Его глаза холодно блеснули, как две далекие звезды.

– Правильно. Медленно и плавно. Поднимаются на ноги и убираются домой. Или куда там они собирались отправиться после своего полета. Не стану врать, и генераторы далеко не панацея. Падать все равно будет больно и неприятно, особенно с верхних этажей. Покалечиться можно сильно, вплоть до пожизненной инвалидности, но разбиться насмерть теперь станет невозможно. Надеюсь, это отвадит любителей летать без крыльев. Хотя я бы предпочел, чтобы они вовсе отказались от этой нелепой затеи. Как и вы.

– Я обещала…

– Хорошо. Теперь я смогу, наконец, уделять время своим прямым обязанностям.

– Значит… здесь такое часто бывает, да?

– К сожалению. Случается. Вы были далеко не первой. Хотя, надеюсь, последней.

– Не понимаю… вам ведь ни чуточки не жаль этих людей…

– Нет, не жаль. Я думаю, что эти самоубийцы – идиоты. Ничего личного, миссис Лэнгдон. А есть еще другие идиоты – зеваки, которые собираются кружком поглазеть на очередной труп. А другие идиоты – журналисты – пишут об этом в газетах. И есть еще один сорт идиотов, которые приезжают сюда поглазеть на здание, где сводят счеты со своей постылой жизнью… всякие идиоты. Потому что, видите ли, некоторых людей притягивает все трагическое. Некоторые люди всерьез считают: трагическое – это как пьеса Вилли Шекспира. Или отличный рекламный трюк – вроде замка с привидениями.

Шарлотта притихла.

– А вы так не думаете?

– Нет. Потому что люблю это здание. И люблю совсем не потому, что на нем написано мое имя. Копилка – настоящее произведение искусства. Когда вы смотрите на нее, вы не понимаете до конца, какое это чудо. Копилка – подлинный шедевр, с какой точки зрения ни глянь. Архитектурный. Инженерный. Одна система коммуникаций чего стоит. Она идеально функциональна и притом прекрасна, вся, до малейшей мелочи, начиная от фундамента и заканчивая смотровыми площадками и вентиляционными шахтами. И мне больно осознавать, что какие-то идиоты… простите, миссис Лэнгдон – ничего личного, я знаю, вы не такая… что несчастные… идиоты считают, будто Копилка – подходящее место, чтобы сводить счеты с жизнью. Ради Бога, она была не для того построена. Это здание было создано, чтобы служить людям, чтобы вдохновлять их, но не затем, чтобы ее использовали в качестве… трамплина в вечность.

От него полетели снопы искр, когда он заговорил о Копилке. Шарлотту ошарашила его страсть. Оставалось надеяться, лорд Ланкастер пылает страстью не только к архитектурным сооружениям. Хотя ей-то что за дело.

– Да, Копил… Деловой Центр… просто обалденный…

– Какой?

– В смысле, высокий и красивый…

Стоп. О чем она.

– Потрясающий, но вы так говорите, как будто это здание значит для вас больше, чем…

– Больше, чем…

– Чем люди с их проблемами, – сказала Шарлотта и встревожилась. Кто опять тянул ее за язык. Сидела бы тихонько, кивала, поддакивала. Этот парень и впрямь мог ее уволить… да что там, стереть в порошок мановением сиятельного пальца, но он лишь хмыкнул.

– Определенно. Не стану отрицать. Куда больше, чем большинство людей и их дурац…

Кит вознамерился весьма красноречиво развить свою филантропическую мысль, но глянул на часы и вспомнил о том, что ему предстоит долгая, нудная деловая встреча с министром транспорта и первым заместителем министра транспорта.

– Приятно было побеседовать с вами, миссис Лэнгдон, но мне пора идти, к сожалению. Могли бы мы с вами как-нибудь продолжить нашу занимательную и содержательную беседу в более подходящем месте и времени?

Шарлотта мысленно перевела его последнюю фразу на человеческий язык. Получилось: «Эй, цыпочка! Какие ножки! Прошвырнемся вечерком?» Нет. Он не мог сказать такого. Она явно ослышалась.

– Простите?

– Вы поужинаете со мной?

– Вы что, меня куда-то приглашаете?

– Угу.

– Вы серьезно?

– Куда уж серьезней. Нет, нет. Не говорите ничего. Просто поднимите подбородок вверх и опустите вниз немножко.

Шарлотта едва не рассмеялась, так он виртуозно это проделал, она почти купилась.

– Нет. Это невозможно.

– Почему?

– Ну, хотя бы потому, что… вы – это вы. А я – это я. Понимаете, о чем я?

– Не совсем чтобы. Ну, а если бы я был не я? – спросил Кит. – Чисто теоретически. Если бы мы с вами, миссис Лэнгдон, оба были какими-нибудь другими людьми… какими-нибудь приятными, умными, хорошими людьми.

– Не думаю, что это возможно. Пускай и теоретически. К тому же, я за…

Она запнулась.

– Замужем?

– Да, я замужем, а вы женаты. Кроме того, ваше имя написано на этом здании.

– Да, мое имя написано на этом здании, и знаете, что это значит? – сказал лорд Ланкастер, глядя на Шарлотту очень прямо.

– Ч-что?

– Что я страшно, ужасно богат. Неужели это не заводит вас. Хоть немного.

Шарлотта собралась сильно и всерьез рассердиться, но отчего-то не сумела.

– Вам когда-нибудь говорили, что вы…

– Приставучий?

– Да.

– Липучий идиот?

Шарлотта слизнула с верхней губы крошки и подтаявшую шоколадную глазурь.

– А у вас… с женой хорошие отношения?

– Чудесные. Мы с женой живем душа в душу. Так как? Ужин? Обед? Ленч? Чашечка кофе?

Сорок пять минут спустя двое чрезвычайно высокопоставленных, чрезвычайно серьезных и чрезвычайно деловитых чиновников были безмерно удивлены, когда один известный филантроп явился к ним на чрезвычайно важную встречу, мурлыча под нос оперную арию и слегка пританцовывая. Самое странное, что при этом сиятельный лорд Ланкастер был абсолютно трезв.