Башня континуума

– Ричард, захлопнись, – велел Кит, аккуратно разливая по рюмочкам спиртное.

– Хорошо, – пророкотал Торнтон, – я молчу, видишь, сажусь… сел и сижу молча, держу рот на замке, ничего не говорю… да что ты, в самом деле, Гордон, хватит киснуть, давай, пей!

Герр Джерсей зажмурился и выпил. Лицо его подернулось мглистым туманом и сизым болотным мороком, и он счел жизненно важным и необходимым немедля поделиться с лордом Торнтоном, а равно и с прочими благородными собравшимися, своими выстраданными нумерологически-конспирологическими теориями.

– А все оттого, что сегодня тринадцатое, – возвестил Гордон с непоколебимой убежденностью, – у меня еще с утра было мрачное предчувствие…

– Тринадцатое? – удивился Торнтон. – Пятница, тринадцатое?

– Нет, понедельник, но все равно ведь – тринадцатое, несчастливое число.

Ричард был потрясен, ошеломлен, буквально сокрушен. Он едва не грохнулся со стула, на котором уже успел развалиться в обычной небрежной и вальяжной манере.

– Что-то не так, мой сахарный? – ласково поинтересовался у него Кит.

– Не понимаю, как такое возможно… несокрушимая логика, и не подкопаешься.

– Нет. Не подкопаешься. Не пытайся. Ничего не выйдет. Я уже пробовал. Это такая же дрянная затея, как совмещать армейский арсенал с винным погребом.

– Да, затея не из лучших, – согласился Ричард, – откровенно говоря, на редкость дрянная затея. Смотри-ка, и опять несокрушимая логика, и опять не подкопаешься.

– Да. Судя по всему, железная логика вообще такая мощная штуковина, что человеческий разум в принципе бессилен перед ней. Остальное, как ты можешь представить, было в том же духе. Ваш бедный отец, надо же, нам так жаль, мы все так его любили… вот скоты!

Ричард кивнул, но промолчал. Ему-то совершенно незачем было распинаться о том, как ему жаль и нести прочую слащавую ахинею. Кит и без всяких лишних слов и заверений в вечной дружбе и преданности знал, что Ричард просто сделает все, что нужно. Как и Гордон, – невзирая на свою иррациональную неприязнь к некоторым числам и дням недели.

– Надо сообщить твоему младшему брату, – проговорил Торнтон после того, как все они выпили.

– Поросенок, – с отвращением выговорила Виктория, поведя плечами, – как сообщить? Мы не знаем, где он сейчас находится. Уже два года совсем ничего от него не слышали. Надеюсь, маленький ублюдок сдох и гниет в сточной канаве, где ему самое место.

– Виктория, – молвил Кит с упреком.

– Милый?

– Зачем ты так, зайка. Я понимаю, ты расстроена… но ведь наш маленький Даниил – твой родной брат…

– И твой родной брат, между прочим, тоже… и я ни капельки не расстроена!

– Все равно. Это был его отец…

– Да. Отец, который сам и вышиб поросенка из дома пинком под жирный зад. Или ты уже забыл, какой шум тогда поднялся? А еще мне папа говорил, и не раз, что исключил этого маленького мерзавца из завещания, и всякий раз у папы делалось такое страшное лицо! Пупсик, почему ты молчишь? Скажи нам что-нибудь толковое. Ты ведь юрист.

Гордон как раз пытался прожевать колбасу.

– Птенчик, не хочу тебя расстраивать…

– Только не заводи опять про понедельник, тринадцатое, не то я громко закричу.

– Почему ты меня постоянно перебиваешь? Стоит мне рот открыть, как ты тотчас начинаешь меня перебивать. Мне это совсем не нра…

– Может, хватит? – обронила Виктория надменно.

– Хорошо. Как юрист, скажу тебе, что сами по себе говорения и выражения лиц ничего не значат, ибо сonfessio extrajudicialis in se nulla est [1] и так далее. Совсем другое дело – документы, оформленные в установленном законом порядке, скрепленные подписями и печатями, как полагается. И, даже если там написано то, что там написано, любимого младшего брата вам лучше постараться отыскать, и побыстрей, дабы убедиться, что у него не имеется претензий.

– Каких еще претензий?

– Самых обыкновенных. Финансовых.

Слегка теряя уверенность в себе, Виктория покосилась на старшего брата.

– Вот нам с моим любимым старшим братом делить нечего, – храбро проговорила она тоненьким голоском.

– Прости, милая, – засомневался Кит, – но, кажется, именно так все и говорят… поначалу. А потом начинают говорить совсем другое…

– А потом начинается процесс, – сказал Торнтон и мечтательно улыбнулся, будто припомнив нечто восхитительно приятное.

– Да. Процесс, – кивнул Гордон со знанием дела и алчным блеском в глазах, – длительный, грязный, дорогостоящий, скандальный судебный проце…

Виктория вышла из себя, взвизгнула и швырнула в них горстью оливок.

– Какой еще процесс?! Вы с ума посходили? Ты мой брат, я тебя просто так люблю… а не за деньги! И… мне ничего не нужно от тебя! Хватит! Еще одно слово, тут все останутся без ужина! А кое-кто и без завтрака! – закончила она, метнув испепеляющий взор в мужа, вскочила и выбежала вон.

– Что с ней? – пробормотал Кит.

– Наверное, небольшой невроз, – объяснил ему Гордон.