Башня континуума

Бенцони не знал. И Виктория тоже не знала… сквозь тающие клочки сна она поглядела на мужа. Видок у Гордона был далеко не самый блестящий.

— Пей кофе, птенчик, а то остынет.

— Ведь нас могли убить!

— Зато представь, какая трогательная надпись могла быть на нашем могильном камне. «Они жили недолго, зато счастливо, и умерли в один день».

— А ты можешь сказать мне хоть что-нибудь хорошее? — простонала Виктория, уткнувшись мужу в рубашку, горько пахнущую сырым мясом, дымом и кровью.

— Могу. Виновные понесут самые суровые наказания, вплоть до увольнения, семьям погибших и пострадавших будут выплачены компенсации…

— Я просила что-нибудь хорошее!

— Ну… твой брат приехал.

Виктория вскрикнула.

— Что? Никита? Когда?

— Еще вчера вечером они с Терезой приехали, но ты спала, мы все решили тебя не будить.

— Как? — разволновалась Виктория. — Что? Где? Кит!

Она глазам не поверила, когда старший брат появился на пороге. Выглядел он бесподобно, как всегда. Такой высокий, широкоплечий, светловолосый. Костюм сидел на нем великолепно, а узорчатый галстук смотрелся выше всяких похвал. Залюбовавшись братом, Виктория едва не позабыла ужасно рассердиться на него.

— Заинька, как твои дела? Как ты?

— Как я?! Как я могу быть?! Ты ведь обещал, что приедешь на открытие своего дурацкого Би-порта! Обещал, что все отменишь и приедешь! А сам не приехал!

— Милая, я собирался… честно… но у меня возникли небольшие затруднения с Антимонопольным Комитетом…

— Антимонопольный комитет! Глупой курице рассказывай про свой Антимонопольный Комитет! Ты на наши похороны тоже бы не приехал? Что ты мне суешь свой глупый кофе, Гордон? Сам пей свои помои, — отрезала Виктория и укрылась одеялом с головой.

— Ты не пострадала? — заботливо спросил брат.

— Нет, только ее задница, — сказал Гордон.

Виктория истошно вскрикнула, когда муж без затей сорвал одеяло и, приподняв ажурный подол ее ночной сорочки, продемонстрировал любящему брату синяк.

— Не считая синяка, выглядит неплохо…

— А то! Настоящее произведение искусства.

Виктория вновь истошно вскрикнула, вырвав из мужниных пальцев одеяло и поспешно задрапировав свои оголенные прелести.

— Ты что, и правда — дурак? Здесь мой брат!

Кит погладил ее по голове.

— Глупышка, я купал тебя в ванной, когда ты была совсем еще малюткой. Ты так смешно фыркала и шевелила ушками. Ей-Богу, ты была самой красивой маленькой девочкой на свете. А потом ты выросла и вышла замуж за какого-то наглого хмыря, и мы видимся теперь очень редко, и то — по самым жутким поводам…

— Бедненький расстроенный котеночек, — посочувствовала брату Виктория, — присядь, выпей кофе. Гордон, надеюсь, ты позаботился об ужине.

— Тереза нам все отлично приготовит, — сказал Кит.

— Терри? Ведь вы у нас в гостях, глупенькая курица вовсе не обязана готовить.

— Можно пойти в ресторан, — предложил Гордон, но жене не пришлось по сердцу его предложение.

— Как ты можешь быть таким бессердечным и думать о ресторанах, когда погибли люди. Тебе бы лишь бы пожрать…

Ох. Кто тянул ее за язык? Лицо благоверного тотчас заволокли грозовые тучи.

— Если бы вы все послушали меня, то никто бы не погиб! — проорал Гордон.

Кит мягко коснулся его плеча.

— Не кричи. Я уверен, это просто ужасное совпадение. Твой Чамберс не предсказал ничего конкретного. Как обычно.

— Чамберс сказал, что с нами случится что-то ужасное!

— Допустим, но это могло быть чем угодно. У тебя мог развязаться шнурок, например.

— То есть, тот факт, что нас с твоей сестрой пытались убить, кажется тебе недостаточно ужасным? Ты бы очень хотел, чтобы с нами случилось что-то по-настоящему ужасное?

Кит запоздало уразумел, что совершает роковую ошибку, вступая в прения с дипломированным доктором права, адвокатом, который, к тому же, съел собаку на публичных выступлениях. Своей железной логикой Гордон не раз повергал в смятение самых толковых, опытных и бесстрастных судей, прокуроров и присяжных. Однако, похоже, он сам слегка запутался в своем крючкотворстве.

— Гордон, я не хочу с тобой спорить. Повод далеко не самый подходящий. Давайте-ка лучше переведем дух, присядем и выпьем по чашечке помоев.

Отхлебнув глоток, Кит, впрочем, оказался приятно удивлен.

— Отличный кофе, — похвалил он зятя.

— А то. Я ведь почти два года работал в одной местной пивнушке.

— Барменом?

— Да, и по совместительству — вышибалой. Мне было двадцать, и я пять вечеров в неделю проводил в компании смердящих, опустившихся, безнадежных пьянчуг. Все страшно пили. Чем я был хуже. Ничем. Я пил за них, пил с ними и допивал за ними. До сих пор не понимаю, как я не стал одним из них. Наверное, стал бы, но какой-то из тех тупых ублюдков в припадке алкогольного делириума[8] полоснул меня ножом. По горлу.

Гордон оттянул воротник рубашки и продемонстрировал рваный шрам, обвивающий его шею подобно ожерелью. Кит поневоле передернулся.

— Ты не рассказывал…