Башня Королевской Дочери

И ответ пришёл: два сияющих луча вырвались из знака над алтарём и коснулись по очереди каждого факела, загоревшегося мерцающим огнём. По этому сигналу встали все братья — отряд Маррона отстал от них на какое-то мгновение. Магистры Ордена снова прошли мимо в сопровождении факельщиков; шествие замыкали люди в белых рясах. Дойдя до двери, прецептор, должно быть, повернулся к залу. Маррон не видел его, но заметил, что оставшаяся на возвышении часть процессии остановилась. Потом прецептор произнёс последнее благословение, огромный знак над алтарём померк, его свет потускнел и исчез, запечатлевшись под закрытыми веками. Маррон закрыл глаза, не желая отпускать образ, и открыл их, только когда Олдо дёрнул его за руку и разжал пальцы.

Зал уже наполовину опустел. Оставшиеся факелы все ещё горели, храбро сражаясь с темнотой, образуя коридор бледного света, куда и повёл свой отряд фра Пиет. Шедший следом подтолкнул Маррона; юноша поспешил за Олдо, влился в общий шаг и спокойно дошёл до двери спальни. Там отряд снова расположился на сон до тех пор, пока Брат Шептун не поднял братьев на рассветную молитву.

В раскалённом добела небе высоко горел медный диск солнца, обжигая верхний двор замка, и Маррон обливался потом.

Он был не один: вместе с ним стоял весь его отряд во главе с фра Пиетом. Во дворе, кроме них, было ещё человек пятьдесят, вместе с которыми отряд не меньше часа фехтовал на учебных мечах, круглых тупых деревяшках, которые могли оставить синяк, но зато не могли ни ранить, ни убить. «Кроме как в руке мастера, — вспомнил Маррон слова своего дяди, слышанные много лет назад. — Впрочем, в руках мастера убивает даже пёрышко. Я сам это видел…»

Однако противники Маррона не были мастерами; им едва удалось оцарапать юношу. Но ведь у них не было такого дяди… Маррон не слишком обольщался насчёт собственного мастерства, однако и не скромничал зря. Он знал, что дерётся хорошо, потому что специально занимался с усердным учителем, но понимал, что мог бы сражаться и получше. Раньше он надеялся усовершенствовать своё умение в Чужеземье, сражаясь за Господа и упражняясь вместе со старыми рубаками. Но сейчас все надежды исчезли. К чему мастерство, если все, чем тут предстоит заниматься, — война со стариками, женщинами, безоружными мальчишками да младенцами?

Этим утром в Марроне застряла горечь, которую не смогли прогнать даже рассветная служба, состоявший из каши завтрак и угрюмая решимость на учениях. Спал он беспокойно и теперь чувствовал себя более обманутым, чем потрясённым, более убийцей, чем праведным воином. Сегодня трудно было все свалить на фанатизм фра Пиета, бросившего их в безумие убийства, — тяжесть содеянного перевешивала подобные оправдания.

Но Маррон, несмотря на эти мысли, делал то, что должен был делать. Он стоял рядом с Олдо и с остальными братьями и смотрел, как расходятся их соперники. Потом ушёл даже фра Пиет, и отряд остался без присмотра на несколько минут, пока исповедник шёл навстречу бородатому коротышке с длинным мечом на поясе. Это был человек, слава которого переросла хозяина, — магистр Рикард, главный мастер оружия Ордена и знаменитый фехтовальщик. Он прибыл в эту землю в свите герцога и вложил в освоение Чужеземья немало сил, сделав своего сюзерена королём страны, и пусть надежды Маррона рассыпались в пыль, отдающую горечью во рту и в горле, но всё же под началом этого человека он будет драться изо всех своих сил.

Магистр Рикард пожал руку фра Пиета и заговорил с ним как с равным, чем несказанно удивил Маррона, и они вдвоём медленно направились к отряду, наклонившись друг к другу и негромко разговаривая. За ними шли шестеро юношей в чёрных плащах, но рясы под плащами были белые.

— Кто это? — тихо спросил Маррон, воспользовавшись моментом.

— Рыцари-искупители, — ответил сзади ворчливый голос. — Из какой ты деревни явился?

«Уж тебя бы в этой деревне поучили!»

Впрочем, это следовало бы знать и самому. Рыцари-искупители были сыновьями знати. Они не посвящали всю свою жизнь и имущество Господу, однако давали клятву провести год, два или пять на службе Ордену. В Элесси это считалось долгом, в других же провинциях Чужеземья, как слышал Маррон, было скорее модой, но чёрный значок прошедшего службу в Ордене ценился очень высоко и молодой человек, не обладающий им, считался слегка ущербным. А в некоторых фамилиях год службы был ритуалом посвящения, после которого юноша считался мужчиной.

Что бы ни приводило этих людей в Орден, их сопровождали — как Маррону рассказывали — пажи и оруженосцы, они ели и спали отдельно, ходили или не ходили на службы по собственному желанию. И одевались они иначе — как Маррон теперь видел сам. Есть рыцари, и есть братья, это Маррону было сказано, они мало друг с другом соприкасаются; и Маррон уже знал, кого он ставит выше.

Он понял это вдвое яснее, когда шестеро рыцарей встали в углу и сбросили плащи. Они поглядывали на отряд, разговаривали и ухмылялись, улыбаясь лишь с лёгким оттенком презрения — большего не стоят эти шуты-братья, говорил весь их вид.