Башня Королевской Дочери

Но тут Маррон снова отбросил эти мысли и постарался думать о другом. Крохотные, смертельные твари, спрятавшиеся под камнем скалы: он вздрогнул от повеявшего на него холода - там не было солнца, но его свет был желанным, он горел в памяти, словно заклинание, словно огонек, смертельный огонек...

- Мессир...

Радель осторожно положил камень на место, не потревожив жившего под ним скорпиона, чей укус был смертелен, выпрямился и спросил:

- Маррон, не нарушишь ли ты Устав, если будешь называть меня по имени?

Юноша уже начал привыкать к тому, что его озадачивают все кому не лень по любому случаю. Впрочем, на этот раз у него была зацепка, и он схватился за нее, хотя и не был уверен в том, что именно имелось в виду.

Подобно всем - ну, почти всем - братьям, он знал Устав наизусть, с начала и до конца. Выучить его было первой обязанностью каждого новичка; к тому же Устав каждую неделю читали в трапезной. Маррон помнил текст Устава, но больше не знал о нем ничего. Он не мог найти ни единого намека или указания на то, как следует поступать в его случае. В Уставе много говорилось об уважении и послушании, о воздавании почестей тогда, когда это необходимо; но Устав умалчивал о том, как следует обращаться к человеку старше тебя, не принадлежащему к Ордену, не имеющему дворянского или какого-нибудь другого титула, известного Маррону или упомянутого в уставе...

- Я не знаю, мессир, - только и сказал он.

- Не знаешь? А я-то думал, что братья знают Устав назубок!

- Да, мессир. Я вам расскажу, - осмелел Маррон, - а вы судите сами. "Сын мой, слушай наставления своего магистра и открой для них сердце свое. Принимай и исполняй совет любящего отца твоего, дабы путем трудов и послушания вернуться к Тому, Кого ты покинул, совершив грех неповиновения. К тебе, где бы ты ни был, обращены слова мои, дабы ты, отринув собственные желания, овладел истинным оружием послушания, дабы сражаться за истинного Короля, нашего Господина..."

- Хватит, довольно! - засмеялся Радель, зажав рот Маррона широкой ладонью, чтобы остановить поток слов. - Я тебя понял, парень. Мне доводилось слышать Устав и раньше, со всем его благочестием и суровостью, и я не хочу слушать это еще раз. Давай решим, что он не запрещает тебе звать меня Раделем, начиная с этого момента.

- Мессир...

- А, так ты думаешь, что безопаснее вести себя по-прежнему, боишься, что, раз Устав запрещает слишком многое, он может запретить и это? Так оно и есть, я могу прочитать мысли юноши. Вот девичья голова для меня закрытая книга. - На мгновение лицо его омрачилось, словно туча набежала на солнце; судя по его мрачному виду, он вновь вспомнил о ярости, которую разбудила в нем Эли-занда. - Давай-ка разберемся. В этом кратчайшем из введений ты два или три раза помянул послушание, так? И в остальном тексте оно встречается еще не раз и не два. Что, если я прикажу тебе подчиниться, поверить, что Устав не запрещает, но обязывает тебя следовать моим пожеланиям? Как тогда?

- Мессир, гости для нас святы, но...

- Вот и прекрасно. Тогда зови меня Радель, не то я отошлю тебя к твоему исповеднику и попрошу, чтобы он задал тебе трепку. - Даже столь мимолетное упоминание фра Пиета, пусть сделанное по неведению, заставило Маррона вздрогнуть. Если Радель и заметил это, он промолчал. - Ну, так ты хотел задать вопрос?

- Разве?

- Ну да. Мы смотрели на скорпиона...

- Ах да. Э-э... - он почти собрался сказать "мессир", но быстро поправился, изобразив мычание и пытаясь сформулировать вопрос, несмотря на кашу в голове, - вы когда-нибудь видели настоящую магию?

- Видел? Маррон, друг мой, я ведь бродячий менестрель. Ты слышал, как я зарабатывал себе ужин пением, но у меня есть и другие таланты, которыми я тоже могу подзаработать. Я могу колдовать. Вот, смотри...

Он нагнулся и поднял с тропинки три камушка - круглых, гладких, размером с яйцо. Радель взял два камушка в одну руку, третий в другую и откинул рукава, показав обнаженные жилистые запястья. Потом он подкинул камушки в воздух и начал жонглировать ими.

И все же это была не магия, а простая ловкость рук. Маррон видел жонглеров с детства на каждой ярмарке, на какую ни попадал. Ему случалось видеть людей, жонглирующих четырьмя-пятью факелами одновременно. Утром Радель на его глазах делал большее -жонглировал четырьмя, а в какую-то секунду даже пятью ножами, при этом даже не оцарапавшись. Юноша подавил растущее раздражение и смотрел, но не смог уловить момента, когда камушки превратились в настоящие зеленоватые утиные яйца, каждое вдвое больше самого камушка. Он даже не понял, когда Радель успел разбить их - внезапно яйца распались в воздухе с птичьей песней и ливнем серебристой блестящей пыльцы, похожей на ту, что покрывает крылья бабочки. На мгновение Маррон увидел птиц и бабочек, разлетающихся из скорлупы, однако тут яйца упали в осторожные руки Раделя и превратились в яркие шелковые платки, лежащие поперек застывших ладоней менестреля.