Ютте двенадцать лет, но она для своего возраста очень большая, настолько, что кажется тебе почти взрослой, хотя ты только на три года младше. У нее светлые волосы и маленькие светлые глаза, а рот все время приоткрыт, так что видны крупные передние зубы. Она очень добрая и славная, но говорит мало, а когда говорит, то слушать ее всегда немного скучно.
Но вот однажды приходит Меррит.
Да, однажды приходит Меррит, и все вдруг становится совсем иным…
Меррит — подруга Ютты, они ровесницы, но Меррит меньше и тоньше, зато глаза у нее гораздо больше. И у Меррит они не светлые, как у Ютты. Но и не темные. Они у нее зеленые. Большие зеленые глазищи-всевиделки. Да, потому что Меррит так много всего видит. И знает она много всего, и умеет много, и говорит тоже очень много.
— Сегодня утром, рано-рано, когда еще никто, кроме меня, не встал, знаешь, что я видела? Огромную радугу! Мы с ней были совсем одни. И она была так близко, что можно было ее потрогать! Показать тебе маленький кусочек радуги — я его поймала? Он у меня вот здесь, в руке!
Она достает граненую стеклянную пробку и держит так, чтобы солнце светило сквозь нее, — и вот он, пожалуйста, кусочек радуги — у нее в горсти!
— Я и солнце могу поймать!
Она берет осколок зеркала, подставляет его солнечным лучам — и пожалуйста, маленькое солнышко пляшет по ее животу, по груди и шее, запрыгивает ей в рот — кажется, будто она его глотает.
— Я и дождь могу нагнать!
И Меррит принимается дуть в полый цветочный стебелек, который она в одном месте рассекла ногтем. Слышится тоненький свист, но дождя никакого нет.
— Ну и что ж, что нет, скоро будет. Видишь, небо уже потемнело!
И немного погодя начинается дождь.
А Меррит сидит и не уходит, вымокнет так вымокнет, это ведь ее собственный дождь.
Но ливень быстро кончается, и солнце, стоящее еще высоко в небе, хотя уже вечер, светит на мокрую траву, а от нагретых замшелых камней вдоль берега ручья поднимается пар. Неподалеку стоит в воде рослый пегий жеребец Юпитер.
Юпитер, наш добрый друг, который весь день усердно трудился, стоит неподалеку в ручье и пьет в свое удовольствие, надувается так, что в брюхе у него булькает и клокочет. Напившись, он степенно выходит на берег и минуту стоит на зеленом ковре как вкопанный, будто погрузившись в глубокое раздумье.
А потом ни с того ни с сего опрокидывается на спину и начинает кататься по траве, с пронзительным ржанием скаля длинные зубы. Его огромный телесного цвета живот со вздувшимися жилами колышется из стороны в сторону, мохнатые бабки вскидываются к небу, а кроткие, смиренные глаза Юпитера исступленно косят, сверкая вывороченными белками… вот это зрелище так зрелище!
И — локоть Меррит, вонзившийся тебе в бок, ее шепот прямо тебе в ухо:
— Видишь у него висюльку?
— Чего-чего?
— Ну висюльку у него между задних ног! Чудная такая штуковина!
Разумеется, ты видишь эту черную висюльку, что выглядывает из волосистой кожной складки.
Но Юпитер очень скоро вновь поднимается на ноги и, стряхнув с себя горячечное наваждение, как ни в чем не бывало мирно и степенно щиплет траву.
Меррит, однако, не унимается.
— А знаешь, для чего она нужна?
Ну конечно… кто ж этого не знает.
— Да, но не только для того, о чем ты думаешь, а еще он как увидит кобылу, так берет и прыгает на нее, я сама как-то раз видела, не здесь, а в другом месте, и потом знаешь что получилось? Потом у этой кобылы родился маленький жеребеночек, такой хорошенький, просто прелесть! А ты и не знал, что так бывает? Конечно, не знал, ты вообще еще очень многих вещей не знаешь! Ведь ты же, Амальд, — сказать кто такой? Ты у нас дурачок-глупышок!
Вот такая была Меррит, и вначале у тебя совсем не вызывали восторга ни ее зеленые глазищи, которые умели не только распахиваться и глазеть, но и превращаться в длинные щелочки, полные лукавства и насмешки, ни ее острые локти, доверительно толкавшие тебя в бок.
Младший Братишка тоже не слишком жаловал Меррит, и только она соберется «тиснуть-чмокнуть» его, как он вырывался и с криком убегал к Ютте. Да и сама Ютта не всегда бывала рада своей подруге — при появлении Меррит в глазах у нее мелькало подчас странно досадливое выражение, как будто она хотела сказать: «Ну вот, явилась, теперь прощай мир и покой».
И Тетя Нанна недолюбливает Меррит, называет ее сорвиголовой и воображалой.
А вот Бабушка очень любит Меррит за то, что она такая музыкальная, имеет «прекрасные способности» и «поет как ангелок».
Иногда ты сидишь у Бабушки в гостиной и листаешь какую-нибудь книжку с картинками, между тем как Меррит проворными пальцами играет на пианино свои гаммы, а рядом сидит Бабушка с указкой и в очках. Когда урок кончается, бывает, что Бабушка приносит чай и печенье, а иной раз читает вам что-нибудь вслух из книги под названием «Сокровищница сказок».
В одной из сказок повествуется о двух феях, доброй и злой, и добрая фея в твоем воображении невольно отождествляется с Юттой, а злая — с Меррит.