Башня. Новый Ковчег-2

Егору было всё равно. Шок прошёл, уступив место отупению. Он глядел перед собой, смотрел, как Мельников, усталый, похудевший и какой-то потухший, как будто его отключили изнутри, стоит у окна и нервно передёргивает шнур жалюзи, то открывая, то закрывая створки. Непонятно почему, но эти ритмично поворачивающиеся жалюзи успокаивали — вверх-вниз, вверх-вниз, хоть какое-то занятие для мозга, где гулким эхом гуляла пустота.

— Кто вообще мог предположить, что Некрасов отправит всех женщин, которых готовили к кесарево, на эвтаназию. Кто? Да, многие были в курсе и его махинаций, и его лизоблюдства перед начальством, но чтоб так… чтоб до такого… — Мельников с силой дёрнул шнур и наконец оборвал его. Застыл на мгновение, удивлённо посмотрел на пластиковый обрывок в своих руках и в сердцах отбросил его в сторону. Подошёл к своему столу, сел напротив Егора. — И эти упыри, в Совете, когда они наедятся-то досыта, когда им этот закон костью поперёк горла встанет? Сволочи и убийцы. У Савельева план сократить население до полутора миллионов. План у него! Понимаешь? — усталый голос Олега сорвался на крик и тут же потух. — Нам департамент сверху разнарядки спускает. По естественной убыли населения. Естественной, мать её, убыли.

Мельников с силой сжал в кулак лежащие перед ним бумаги, словно пытаясь скомкать, уничтожить все эти ненавистные, ужасающие своей бесчеловечностью приказы, но тонкий пластик, на котором всё это было отпечатано, после того как Олег разжал свою ладонь, принялся лениво и медленно разглаживаться прямо на глазах, принимая прежнюю форму.

— И ты тоже план выполняешь? — равнодушно спросил Егор, даже не удивляясь своему равнодушию. Его теперь ничего не удивляло. Вон Некрасов с триста восемнадцатого план выполнил и, может, даже и перевыполнил, а теперь благодаря его Варе вообще в передовиках ходит, так чего бы и Мельникову так не делать.

Олег нервно дёрнулся, открыл рот, но промолчал. Понял, что горячиться и психовать не время.

— Я, Олег Станиславович, заявление тебе принёс, — тусклым голосом сообщил Егор. — Ухожу я из хирургов. Не могу. Старый, наверно, стал.

Он не кривил душой. Он на самом деле состарился. Вот как не стало Вари, так и состарился. В сорок семь лет. Олег всё понял. Придвинул к себе заявление Ковалькова и размашисто подписал.

— Куда? — спросил.

— На шестьдесят пятый. Участковым врачом.