— В больнице у Анны мы. Ты, Паша, в некотором роде, у меня в гостях. Да, вот тут я теперь и живу. Добро пожаловать. — Борис картинно развёл руками. Не смог удержаться от ёрничанья, но лишь потому, что испытывал какую-то безумную, шальную детскую радость. От того, что снова рядом с другом, говорит с ним, от того, что нужен ему. — Не дёргайся, Паша. Здесь у Анны тайник, я тут месяц уже живу, ни одна живая душа не прознала. Вот мы и тебя решили здесь на всякий случай спрятать.
— У Анны? — глаза Павла заметались по комнате.
— Ну да, у Анны. Куда ж мы без неё. Без неё мы, Паша, никуда. Как тогда, в детстве, так и теперь. Она, правда, ещё не в курсе, какое счастье ей привалило. Но это ничего, прорвёмся… Да куда ты опять дёргаешься? Тебе покой нужен. Я тут полночи корячился, тебя наверх поднимая, тяжёлый ты, чёрт, закабанел совсем. Потом еле врача нашли, чтобы пулю вытащить, да заштопать твою шкуру. Так что, имей в виду, я тебе не дам себя угробить. У меня руки от носилок до сих пор болят, я ведь не мальчик уже, спасателем вкалывать. Так что изволь лежать и выздоравливать. Понял меня?
— Понял, — Павел покорно откинулся на подушки, и Борис отметил, что его взгляд стал постепенно прояснятся, отходя от наркотического тумана. — Рассказывай. По порядку.
В спокойном голосе Павла явственно прозвучали начальственные нотки, и Бориса это слегка позабавило.
— Покомандуй ещё тут, ты, чай, не в Совете своем, — буркнул он. — Ты мне лучше скажи, кретин ты этакий, чего это тебя одного на заброшенную станцию понесло? Не, ну то, что ты дурак и мотаешься по всей Башне, нос везде суёшь, это я, положим, и так знал. Но чтоб в ночи в одиночку бежать на какую-то заброшку? Совсем чокнулся? А почему сразу не в притон какой-нибудь? К местной гопоте, а, Паш?
— Вадик позвонил… Полынин…
— А-а-а, так значит, тот второй, с которым ты встречался, это Вадик… — Борис помнил из рассказа ребят, что собеседника Павла тоже пристрелили. Тогда он подниматься наверх, на платформу, где всё произошло, чтобы выяснить с кем встречался Павел, не стал. Времени не было, надо было спасать этого дурака Савельева. — И с каких пор Вадик у тебя в лучших друзьях? Да в таких, что ты по звонку мчишься к чёрту на рога, да ещё и без охраны?
— Я с охраной, с Костей. Он где?
— Нет твоего Кости больше. Да и Вадика нет. Всех там положили, на платформе той. Так с чего ты к Полынину-то рванул?
— Ты мне лучше скажи, Борь, ты сам как там оказался? — теперь на Бориса смотрел прежний Павел. Бледный — ни кровинки на осунувшемся лице, перевязанный, но прежний. Глава Совета. Решительный и непоколебимый Павел Савельев.
И Борис уступил. Не без внутреннего сопротивления, конечно.
«А ты изменился, друг мой дорогой, — с невольным восхищением думал он. — Власть она такая, Пашенька, всех перемелет. Смотри-ка, едва очухался, а уже даже мне хочется встать по струнке и взять под козырек. Силён, чёрт! Едва дышит, говорит с трудом, а поди ж ты».
Но вслух это озвучивать Борис не стал, не время. Только криво усмехнулся и стал коротко рассказывать о событиях прошедшей ночи. Павел слушал, не перебивая.
— И знаешь, Паша, кому ты жизнью обязан в первую очередь? Кандидату в зятья своему.
— Которому из? — вздохнул Павел.
— А у тебя их что, несколько?
— А-а-а, — Павел хотел, видимо, махнуть рукой, но получилось так себе. Всё-таки он был очень слаб, да и рана, наверняка, болела. Борис это понял и дальше хохмить на эту тему не стал. Сказал только:
— Кириллу Шорохову.
— И почему я не удивлён, — Борис отметил, что Павел едва заметно покривился, услышав имя мальчишки. И тут же, быстро переключившись на другое, заговорил. — Надеюсь, ты всей этой троице и врачу сказал, чтобы они помалкивали о том, что видели? Кирилл этот тот еще фрукт, эмоции впереди мозгов.
Борис понял, что Павел, сложив в уме два плюс два, пришёл ровно к такому же выводу, что и он — о необходимости залечь на дно. И наверняка, было ещё что-то, что заставило его принять это решение.
— Не волнуйся. Первичный инструктаж проведён, а надо будет — дополним и усилим. А теперь давай-ка помозгуем, Паш, слегка, откуда ноги растут, — Борис испытующе посмотрел на Павла. — Подумай, кому ты так крепко насолил в своём Совете, что они пошли на такое. Только не говори мне, что ты ни сном ни духом. Не поглупел же ты совсем без меня? Давай, пошевели мозгами, тебе, к счастью, не голову прострелили. Ты же Совет прошерстил, кого-то убрал, кого-то поставил. И правильно, конечно, людей своих надо двигать, Паша, без этого никуда. Не хуже меня это понимаешь. Так что думай. Я тут тебе, увы, мало чем помочь могу. Я уже не в теме вашего расклада, твоими стараниями…
Борис не удержался и всё-таки произнёс последнюю фразу, в которой был упрёк, нет, даже не упрёк, а так — лёгкий намёк на то, что произошло между ними.
Павел намёк уловил. Поднял глаза на друга.
— Моими? Нет, Боря, не моими. Твоими. Ты начал ту войну, не я. Мне всё это на хрен было не нужно.
— Да ну? Скажи ещё, что это я тебя вынудил стать Главой Совета. А ты власти не хотел. Хоть сейчас-то будь честен. Власть — штука сладкая.