Башня. Новый Ковчег-2

Незнакомый мужик по бабьи взвизгнул и сделал несколько шагов назад. Татарин опустил пистолет, и они вдвоём с Костылем приблизились к краю платформы. Туда, где только что стоял Павел Григорьевич, кажущийся таким надёжным и вечным. И только сейчас до Кира дошло, что отца Ники больше на платформе нет. Да и вообще нет. Его тело поглотил равнодушный океан, беснующийся где-то внизу.

Ветер снова ожил, набрал силу, взвыл, и до Кира долетели обрывки фраз:

— … ни хрена не видно, темно как в заднице…

— …точно мёртв? Ты не промазал?

— Не гони, какой промазал, дебил? Не с перепугу же он свалился?

Они стояли на краю, вглядываясь вниз, и их разговор звучал так обыденно, словно они обсуждали, куда пойти развлечься этим вечером.

Незнакомый Киру мужик тоже подал голос, что именно он сказал, Кир не расслышал. Татарин отвернулся от края, сделал шаг в сторону этого мужика и снова поднял руку. Второй выстрел уже не показался Киру таким оглушающе громким. Мужик осел, вскинув руки в каком-то беспомощном жесте, словно пытался схватиться за воздух, а Татарин посмотрел на пистолет в своей руке, бережно, даже с любовью, протёр ствол и не спеша убрал его в карман. Костыль тем временем приблизился к телу, наклонился, потом что-то сказал, видимо, какую-то шутку, потому что Татарин хохотнул.

От этого жуткого смешка, да и вообще от количества убийств, свидетелями которых они с Сашкой только что стали, Кир никак не мог прийти в себя. За убийство в Башне карали смертью. Поэтому и убийств было мало. Но чтоб вот так — сразу три, одно за другим. Да и три ли? Кир невольно снова подумал о той форме, в которую были одеты Костыль с Татарином.

Кира трясло. Когда-то, будучи ещё совсем желторотым пацаном, он до одури боялся этих двоих. Татарин был старше его лет на семь, и Костыль где-то также. Внешне совершенно разные, внутри они были похожи, как близнецы-братья, оба равнодушно-жестокие, мелочные и мстительные — таких лучше обходить стороной, а связываться себе дороже. Били они легко и охотно, просто так, для этого даже не требовались какие-то причины. Не так посмотрел, не то сказал, просто кулаки зачесались. Вспыльчивый Кир огребал от того же Татарина не раз и, наверно, огребал бы ещё больше, не будь в его жизни Вовки Андрейченко. Большой и сильный Вовка, великодушный и добрый, был не тем, с кем связываются тупые узколобые придурки, типа Костыля и Татарина, предпочитающие добычу помельче и пожиже.

После окончания школы Татарин на время исчез с этажа, попал по распределению куда-то выше, и малышня тогда вздохнула свободно — наконец-то стало возможно перемещаться по этажу спокойно, не рискуя нарваться на возглавляемую Татарином гопоту, которая, гогоча и щедро раздавая тычки и пинки, выворачивала карманы, а не найдя ничего, ставила на счётчик. Даже Костыль в отсутствии Татарина притих. Продолжалось это правда недолго, год или два — Татарин вернулся, и всё началось по новой.

И всё же несмотря на то, что Кирилл знал этих двоих как облупленных и не питал иллюзий насчёт их моральных качеств, он никак не мог представить себе, что они способны лишить человека жизни. Ограбить, избить — легко. Но чтобы убить! Да ещё так хладнокровно, нескольких человек одного за другим, при этом обмениваясь шутками и похохатывая…

Татарин с Костылем тем временем перекинулись ещё несколькими репликами и пошли к входу в Башню. Мимо полуразрушенного строения, за которым прятались Кир и Сашка. Хотя заметить их они не могли, Кир всё же инстинктивно прижался к стене и с беспокойством посмотрел на товарища. По его окаменевшему лицу ничего нельзя было понять, Киру оставалось только надеяться, что Сашка не начнёт биться в истерике или не выкинет ещё чего похлеще. Но Сашка не выкинул.

Мнимые охранники скрылись в здании, а Кир все ещё сидел, вжавшись в стену, не в силах ничего предпринять. Да и что теперь можно предпринять? Какой смысл? Слишком поздно. Павел Григорьевич мёртв. А Ника…При мысли о Нике по спине пробежала дрожь. Что будет с ней, когда она узнает? Он силился представить себе её лицо, тонкое, фарфорово-бледное, остановившийся взгляд, горе, смешанное с презрением, колыхающее в пасмурных глазах, и как она скажет ему: «А ты, значит, прятался? Как крыса?» и, не дождавшись ответа, развернётся и уйдёт, на этот раз навсегда. Картинка так живо встала перед глазами, что Кир мучительно застонал, пытаясь подавить рвущийся наружу вой.

— Пошли! — вдруг сказал Сашка.

Кир удивлённо посмотрел на него. Сашка внезапно подобрался и, хотя все ещё оставался неестественно бледным, в его глазах можно было увидеть что-то похожее на решимость.

Поляков поднялся, машинально отряхнул брюки (этот жест в другое время показался бы Киру особенно забавным — самое время заботиться о чистоте одежды, когда они оказались в таком дерьме) и двинулся к краю платформы. Кир пошёл за ним, скорее машинально, не понимая толком, зачем Сашка туда идёт.