Башня. Новый Ковчег 3 (СИ)

Когда их построили, чтобы вести в столовую, Хохлов выхватил у него рюкзак и нарочно вывалил всё прямо на пол, толкнул, отчего Серёжа упал и до крови разбил коленку, а пока Серёжа, превозмогая боль и обиду, ползал и на глазах всего класса собирал рассыпанные тетради и ручки, весело комментировал, вызывая бурное веселье среди остальных ребят. Так плохо Серёже не было ещё никогда — ему казалось, что все его ненавидят, презирают. Слёзы застилали глаза, мешали смотреть, очки запотели, он снял их, стал неловко протирать рукавом, вызвав у Хохлова ещё один приступ хохота. А когда Серёжа их снова надел, то увидел Пашку. И так обрадовался, что даже подскочил, приподнялся, выронил тетради, которые успел подобрать. Сейчас Пашка им покажет, и этому противному Хохлову, и мерзко хихикающим девчонкам. Он его защитит!

Пашка с группой одноклассников шёл по коридору к столовой, такой взрослый, большой. Он о чём-то увлеченно говорил своему приятелю. Поравнявшись с их классом, Пашка скользнул по нему равнодушным взглядом, узнал или нет — Серёжа так и не понял. Потому что Пашка быстро отвернулся и возобновил свой разговор. Ещё несколько секунд, и он с друзьями скрылся за дверью столовой.

— Эй, вы только посмотрите! Да он плачет, нюня! — заржал Хохлов.

Кажется, он говорил что-то ещё, злое, обидное, но Серёжа его уже не слышал. Он в немом изумлении смотрел вслед своему старшему брату. Который сделал вид, что его не узнал. И пытался понять, как так вышло? Почему?

Это неожиданное Пашкино предательство поразило Серёжу даже больше, чем издёвки Димки Хохлова. Настолько, что он совсем потерялся, и учительница вынуждена была отвести его к завучу, где они позвонили маме. Мама примчалась в школу и забрала его домой. Серёжа даже говорить не мог — только растерянно моргал, и из глаз непрерывно катились крупные слёзы, которые он не мог остановить.

Где-то в глубине квартиры разговаривали взрослые. Серёжа слышал резкий голос бабушки Киры — так она говорила, когда была чем-то недовольна, мягкий, обволакивающий (тётя Лена говорила: кошачий) бас деда Арсения, даже мамин голос, обычно тихий и почти неслышимый, и тот прорывался тоненькой струйкой. Потом голоса смолкли и послышался звон посуды — это накрывали ужин в столовой. Серёжа уткнулся в подушку и мечтал только об одном — умереть. Но он не умер, а просто заснул, а когда проснулся, рядом с ним сидел отец, и его крупная, широкая ладонь приятно тяжелела на Серёжином плече.

— Ну, рассказывай.