Башня. Новый Ковчег 3 (СИ)

А потом появилась она, Ксения, Ксюша… Мягкая, домашняя, сдобная, такая милая и уютная, взирающая на Юру, как на божество. Как на самого лучшего мужчину на свете. На него никто так не смотрел раньше, кроме проституток, конечно, но тут Юра не обольщался — эти будут смотреть с любовью на каждого, кто заплатит. А Ксюша даже от подарков отказывалась. Жарко прижималась к нему, утыкалась лицом в шею, покрывая её быстрыми поцелуями и шептала «Юрочка, ну зачем? Мне ничего не надо. Кроме тебя самого, мой тигрёнок». И от этого глупого «мой тигрёнок» Юра сходил с ума, переставал соображать. Превращался в какого-то другого Юру — смелого, сильного, красивого, того, по которому сохнут женщины и которого уважают мужчины. Он был счастлив, как никогда в жизни, потому что поверил, что наконец-то его любят не за происхождение, приемлемое для её высочества Барташовой, и не за деньги. А просто потому что…

И вдруг всё рухнуло.

В тот день Юра пришёл с работы раньше, отпросился у Ледовского, знал, что Наташа с дочерью куда-то приглашены, а дома его ждёт Ксюша.

Она действительно его ждала. Кинулась к нему, прямо в прихожей, едва он вошёл. Прижалась всем телом, обвилась вокруг.

— А у меня для тебя сюрприз, Юрочка, — жарко защекотала его своим дыханием, и от этого слова «сюрприз», которое она произнесла нежным шёпотом, у Юры сладко заныло в паху. Он сграбастал её, забыв даже про то, что дверь всё ещё не заперта, принялся жадно мять пухлое, юное тело, потянулся губами к её рту, нежному, влажно поблёскивающему в полутьме коридора.

Она не сопротивлялась, только засмеялась, провела пальчиком по его губам и снова зашептала, подставляя под его жаркие поцелуи детскую, беленькую шейку.

— Скоро, Юрочка, у нас будет времени на ласки сколько угодно, и никто, слышишь меня, никто не сможет нам помешать. Потому что у нас будет ребёнок, Юрочка, и мы теперь с тобой поженимся. Правда здорово, мой тигрёнок?

Он не сразу понял, что она сказала, и ещё продолжал по инерции тискать её, слюнявя шею и грудь, бесстыдно вывалившуюся из расстёгнутого форменного платья, и только, когда она, кажется, в третий раз повторила «у нас будет ребёночек, мой тигрёнок», до него наконец дошло, и его ударило по голове, как обухом. Ксюша продолжала горячо и ласково ворковать, рисуя радужные картины их будущей счастливой жизни, а в его душу медленно и неотвратимо вползал страх. Юра отчётливо представил себе, что будет дальше, как всё будет. Он говорит Наталье, что уходит от неё, и она… Господи, ну что за ерунда в самом деле! Как уходит? Куда он уходит? Из этой квартиры, где он привык жить, от роскоши, от удобств, от своего кабинета, где он хоть чуть-чуть, но чувствовал себя хозяином, от этих обедов, вкусной еды и дорогого алкоголя? Куда он пойдёт? Куда?

Нет, конечно, ему, то есть им — теперь уже им — выделят апартаменты, чуть ниже и попроще, хотя и немаленькие, здесь на поднебесном уровне всё же не жалкие клетушки, как внизу, но хуже, всё равно хуже, чем эти. И мебель там будет старее и обшарпанней, и обои на стенах попроще, и вместо шёлковых простыней — синтетический суррогат, и, чёрт возьми, это ещё в лучшем случае. В лучшем! Ледовской за такие фокусы его явно по головке не погладит — старый хрыч разводов не одобрял, но хуже всего Наталья. При мысли о возможной мести жены у Юры из груди вырвался стон.

— Что такое, тигрёнок? Ты не рад?

Он забормотал что-то невнятное. Про деньги, про аборт, снова про деньги. Вспомнил о своей карьере, о жене. Есть же хорошие врачи, говорил он, всё можно устроить. Она не хочет? Ничего страшного. Он готов выделять некоторую сумму денег ежемесячно, хорошую сумму денег. Но она должна понять его. У него жена. У него дочь в конце концов.

Она слушала его внимательно, ему казалось, что она согласится с его доводами, что она…

— Значит, ты хочешь от меня избавиться. От нас избавиться, — на милом личике появилось странное, незнакомое Юре выражение. Оно стало острым, злым, неестественно вытянулось, пухлые губки сжались в струнку, а в голубых глазах блеснул лёд — словно в комедии дель арте актер случайно обронил свою маску, явив публике истинное лицо. И это лицо пугало и без того не отличающегося смелостью Юру.

— У тебя ничего не получится, мой тигрёнок, — прошипела она. — Не расскажешь своей жене сам, расскажу я. Во всех подробностях расскажу, пусть знает. И на работу твою напишу, твоему генералу. Всё сообщу. И как ты его старым хрычом называл. И не думай, что я соглашусь на аборт. Ну уж нет. У нас, Юрочка, родится ребёнок. Твой ребёнок. Который тоже достоин жить в роскоши и богатстве. Понятно тебе?

Она уже не шипела, а кричала. Много чего. И Юра видел — она не врёт, она действительно всё так и сделает, приведёт свои угрозы в исполнение, и тогда конец, всему конец. Всему.