Башня. Новый Ковчег 3 (СИ)

Он повернулся и быстро пошёл от Веры, чуть ли не побежал, понимая, каким скотом выглядит, но будучи не в силах ничего изменить.

— Ну и дурак же ты, Кирилл! Какой ты дурак!

Слова Веры ударили ему в спину. Он вздрогнул, но не обернулся, лишь ещё больше ускорил шаг.

Где-то с четверть часа Кир бесцельно бродил по коридорам, натыкаясь то на строителей, то на горы мусора. Даже умудрился поцапаться с бригадиром, ненавистным Петровичем, случайно попавшимся ему на пути.

Потом в голове немного прояснилось. И Кир стал размышлять, что делать дальше. Его рабочий день заканчивался. Наверное, уже пришла Катя — Анна Константиновна поставила их в разные смены, объяснив, что будет лучше, если в больнице всегда будет находится кто-то из посвящённых. Но Кир часто, отработав, оставался вместе с Катей. И Поляковым, который теперь всегда после своей учёбы и стажировки наверху прибегал сюда. Их, связанных общей тайной, неумолимо тянуло друг к другу. Только с ними, с Катей и Сашкой, Кир мог не притворяться, не нужно было прилагать постоянные усилия, чтобы не выдать себя ненароком неосторожным словом и поступком. И поэтому он каждый раз, передавая Кате дела, не спешил уходить. Хотя и чувствовал себя третьим лишним — наверняка им хотелось уединиться, побыть без него. Кир это видел, испытывал неловкость, но всё равно толкался рядом, мешая им, делая вид, что у него тоже есть какие-то дела. А потом, когда дальше тянуть было совсем уж невозможно, прощался и уходил к себе домой, где долго ворочался на кровати, только к утру забываясь в нервном, беспокойном полусне.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы идти собираться домой, Кир решил проведать Катю. Она наверняка была у стариков — Катя всегда первым делом шла их проведать.

«Хорошо ещё к этим двоим в тайник идти не надо», — думал Кир, шагая длинными коридорами. В больнице это было едва ли не единственное место, которое он терпеть не мог. И понятно, почему.

Сейчас, вспоминая тот день, когда они с Сашкой нашли тайник, Кир удивлялся, как им вообще это удалось — в причудливых хитросплетениях коридоров он и сегодня нет-нет, да плутал. Прав был Сашка, сказавший ему тогда, что этажи организованы по-разному, потому что больница Анны Константиновны была тем ещё лабиринтом — один тайник, ловко спрятанный от посторонних глаз, чего стоил.

Места в этом тайнике было предостаточно. Анна Константиновна в заботе то ли о своём любимом Литвинове, то ли о своём любимом Савельеве — Кирилл не вдавался в подробности их сложных взаимоотношений — велела им с Сашкой расчистить соседнюю комнату и перенести туда нехитрые пожитки Бориса Андреевича. Хотя толку-то? Эти двое всё равно торчали всегда вместе, когда бы Кир туда не пришёл, постоянно вели какие-то умные разговоры, иногда даже не прекращая их, когда он заходил. Словно понимали, что Кир всё равно не сможет разобраться в их заумных речах. И ведь правы они были — он ровным счётом ничего не понимал. То они тёрли про какой-то реактор, знать бы ещё, что это за зверь такой, бросаясь фразами «замкнутый цикл», «обогащённый уран». То лениво перебирали незнакомые Киру фамилии. Редко, когда Литвинов пребывал в игривом настроении, он цеплял Кира, пытался затеять с ним разговор, пошутить. Но Кир подозревал, что Литвинов это делает не из симпатии и даже не от скуки — а именно для того, чтобы задеть Кира, выставить его дураком. А потому коротко огрызался, а то и просто молчал и спешил покинуть комнату. Он ненавидел их. Остро и безнадёжно, чётко зная, что ничего не сможет с ними поделать. Но его просто выводило из себя, что эти двое забились тут, в тёплое местечко и чего-то выжидают, просчитывают ходы в неведомой и непонятной Киру игре под названием «политика», в то время, как остальные — он, Сашка, Катя, Анна Константиновна, — рискуют собственной шкурой, покрывая их. А Ника там, наверху, одна, не находит места от горя и отчаяния. Когда Кир всё это представлял, на него накатывала волна гнева, который ему всё труднее удавалось держать в себе.

До Кати и стариков Кирилл так и не дошёл, был остановлен резким окриком Анны Константиновны.

— Кирилл!

Кир застыл, словно его поймали врасплох. Его смена заканчивалась через пятнадцать минут, что по мнению Кира означало, что он почти свободен. В глазах же Анны Константиновны у него было ещё целых пятнадцать минут рабочего времени, то есть до фига как много, а значит…

— Вот что, Кирилл. Вещи Павла Григорьевича.

— Какие ещё вещи? — не понял он.

— Такие вещи, — в словах Анны Константиновны отчётливо зазвенела злость, что было опасным знаком. — Одежда, бельё… если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, Кирилл, я тебе в первый же день сказала запаковать всё в мешок…

— Я запаковал!

— И отнести на утилизацию. Тебе подробнее объяснить термин «утилизация»?

— Не надо, — буркнул он.

Вещи Павла Григорьевича он и правда никуда не отнёс, убрал в мешок, подумал, что сделает это позже. И благополучно забыл. Но чёрт, этот мешок стоит себе спокойненько в одной из комнатушек, кому он там мешает.

— Борис Андреевич говорит, что от мешка запах…