Он запнулся и покраснел, боясь, что выдал себя с головой. Но тревога и неизвестность была сильней. Всему виной были слухи: сначала Гоша ляпнул, что ежедневные переговоры, который Павел Григорьевич вёл с этим новым Верховным, прекратились, потом добавила Катя. Они вчера обедали втроём, и она обронила, что что-то случилось с Никой — наверняка подслушала разговор Анны Константиновны с Савельевым. И хотя ничего конкретного Катя не сказала, всё равно было ясно: происходит какая-то хрень. Недаром и сам Павел Григорьевич ходил по станции злой, смурнее тучи, и попадаться ему на глаза было себе дороже. Уже все желающие и нежелающие сполна от него огребли.
— А что? — Мария Григорьевна вскинула на Кира удивлённый взгляд. — Ты разве знаком с Никой?
— Ну да… я так… знаком, да, — промямлил Кир, ужасно смутившись и уже жалея, что затеял этот разговор.
— Понятно, — она всё ещё как-то странно смотрела на Кира. Потом вздохнула и отвела глаза. — Я не знаю, Кирилл, что с Никой. Никто ничего не знает. Третий день уже нет связи с этим Ставицким. Но ты, вот что, — она легонько тронула его за плечо. — Ты не переживай. Всё образуется. Надо просто делать своё дело, а потом… В общем, знаешь, если страдать и думать, можно вообще с ума сойти. Так что, давай, пошли, Кирилл. И не забудь занести в журнал про утечку рядом с третьим насосом. Не забудешь?
Он кивнул и попытался выдавить из себя улыбку, загоняя внутрь отчаянье и тревогу.
— Да что они там орут, с ума посходили что ли? — недовольно пробурчал Данилыч и поднял голову, прислушиваясь.
Кир тоже отвлёкся, посмотрел туда, куда повернул лицо Данилыч — в конец машзала, там явно была какая-то непонятная суета, но что именно, разобрать было нельзя. Оттуда доносились крики, ругань, что-то выясняли на повышенных тонах, да так, что мат, несмотря на шум работающих агрегатов, долетал и до бригады Шорохова, занимающейся сегодня подготовкой турбины. Теперь не только Данилыч, но и остальные заволновались, стали прислушиваться и переглядываться. Отец Кира тоже замер. В широком проёме, на выходе из машзала, за которым начинался транспортный коридор, показалась фигура Переверзева — он отвечал за паровую камеру, где Кир с бригадой работали вчера. Этого огромного, похожего на медведя мужика, было ни с кем не спутать. И это его голос грохотал сейчас, перекрывая шум работающей станции.
— Иван Николаевич, может сходить к Переверзеву? Там явно что-то не так, вдруг помощь нужна, — подал голос молодой парень, которого звали Семёном, обращаясь к отцу Кира.
Отец молчал, тревожно вглядываясь в конец зала.
Мимо них, тяжело дыша, на всех парах пронёсся рабочий из соседней бригады, полноватый лысый мужик.
— Эй, Валер, что там у вас? Куда рванул? Понос, что ли, пробрал? — выкрикнул Дудиков, привычно хохотнул, но никто не поддержал шутку их бригадного остряка.
Лысый Валера ничего не ответил, только махнул рукой и, не снижая скорости, пронёсся к лестнице, ведущей наверх машзала и к кабинетам начальства.
— Иван, там явно ЧП, — громко сказал Данилыч.
— Вижу, — отозвался отец. Он всё ещё медлил, но тут кто-то протяжно заорал и послышались матерные ругательства.
— Все вышли из паровой! Быстро, мать вашу! — мощный бас Переверзева был похож на протяжный гудок. — Утечка!
При слове «утечка», отец ощутимо побледнел и почти сразу же сорвался с места. Что-то глухо пробормотал Данилыч и, отложив в сторону инструмент, непривычно споро бросился вслед за отцом. Остальные тоже, не сговариваясь, и словно повинуясь какому-то безмолвному приказу, устремились в сторону выхода в транспортный коридор. Кир дернулся вместе со всеми, но замешкался буквально на минуту — уронил разводной ключ, а когда поднял его, то увидел, как мимо него практически бежит Савельев.
За Савельевым, задыхаясь, семенил толстый Валера из бригады Переверзева, что-то втолковывая на ходу, и сзади, отставая буквально на пару шагов, поспевали ещё люди — человек десять. Белые халаты инженеров мелькали среди синих рабочих спецовок. Замыкал эту разномастную процессию крепкий мужик, резво ковыляющий на костылях, его сопровождал Гоша, необычно взволнованный и даже испуганный.
И только тут Кир, всё утро клевавший носом — спал он плохо, встревоженный неутешительными новостями о Нике, — окончательно проснулся. До него внезапно дошло: случилось что-то очень серьёзное, настолько сосредоточенны и напряжены были лица спешащих мимо людей. Что касается Павла Григорьевича, то он был просто страшен — не хотел бы Кир сейчас попасться ему на глаза. Тот Савельев, который пару дней назад материл его за ту чёртову прокладку, не шёл ни в какое сравнение с этим — этот материть бы не стал, прихлопнул, как муху, так, что и мокрого места бы не осталось.