Башня шутов

Буко фон Кроссиг сплюнул под стол.

* * *

Уход чернокнижника и женщин стал сигналом к еще более безудержному веселью и бурной попойке. Comitiva громко потребовала больше вина, служанки, подносившие напитки, получили полагающуюся им долю шлепков, щипков и тычков и, краснея и всхлипывая, побежали на кухню.

– После колбасы напиться вдосталь!

– Будем здравы!

– Долгих лет!

– Здравия, да подольше!

Пашко Рымбаба и Куно Виттрам, обхватив друг дружку за плечи, затянули песню. Вейрах и Тассило де Тресков присоединились к ним.

Meum est propositum in taberna mori
Ut sint vina proxima morientis ori;
Tunc cantabunt letius angelorum chori;
Sit Deus propitius huic potatori!

Буко фон Кроссиг пьянел с трудом. С каждой кружкой он становился – на удивление! – все трезвее, от тоста к тосту делался все угрюмее, мрачнее и – опять же парадоксально! – бледнее. Он сидел хмурый, сжимая пятерней «позаимствованный» на мессе кубок и не спуская с Шарлея прищуренных глаз.

Куно Виттрам долбил по столу кружкой. Ноткер Вейрах колотил рукоятью мизерикордии. Вольдан из Осин качал перебинтованной головой и что-то невразумительно бормотал. Рымбаба и де Тресков орали:

Bibit era, bibit herus,
bibit miles, bibit clerus,
bibit ille, bibit illf,
bibit servus cum ancilla,
bibit velox, bibit piger,
bibit albus, bibit niger…

– Xok! Xok!

– Буко, брат! – Пашко покачнулся, обнял Буко за шею, прильнул мокрыми усами. – Будь здрав! Веселимся! Это ж мой, курва, с Биберштайнувной сговор! Понравилась она мне! Стало быть, слово чести, приглашу тебя к себе на свадьбу, а там и на крестины, вот тогда погуляем!

Под подолом место есть,
чтоб мой колышек мог влезть!

– Будь повнимательнее, – шепнул Рейневану Шарлей, немедля воспользовавшись представившейся возможностью. – Придется нам свои головы уносить.

– Знаю, – тоже шепотом ответил Рейневан. – В случае чего берите с Самсоном ноги в руки. На меня не оглядывайтесь… Я пойду за девушкой… В башню…

Буко оттолкнул Рымбабу, но Пашко не сдавался.

– Не горюй, Буко. А что, права была госпожа Формоза, дал ты маху, похитив у Биберштайна дочку. Но я тебя от забот освобожу. Вот невеста, там – жена, пей за свадьбу! Пей до дна! Ха, ха, срифмовал, курва, будто поэт какой. Буко! Пей! Веселись! Давай, давай! Под подолом место есть…

Буко оттолкнул его.

– Я тебя знаю, – бросил он Шарлею. – Уже в Кромолине так думал, теперь уже точно знаю время и место. Уверен. Хоть тогда на тебе была францисканская ряса, морду твою узнал, вспомнил, где тебя видел. На вроцлавском рынке в восемнадцатом годе, в тот памятный июльский понедельник.

Шарлей не отвечал, смело глядя прямо в прищуренные глаза раубриттера. Буко повертел в пальцах свой литургический кубок.

– А ты, – перевел он взгляд на Рейневана, – Хагенау, или как там тебя взаправду звать, черти знают, кто ты такой, может, тоже монах и княжеский ублюдок. Может, тебя господин Биберштайн тоже за бунты и мятежи в стольцевскую тюрьму упрятал? Я уже в дороге заподозрил. Видел, как ты на девку поглядываешь, думал, оказии выжидаешь, чтобы Биберштайну отомстить, его дочурку под ребро пырнуть. Однако – твое дело месть, а мое – пятьсот гривен. Так я все время за тобой приглядывал. Прежде чем ты, братец, козика[395] достал бы, головы-то на шее уж и не было б.

А теперь, – цедил слова раубриттер, – гляжу я на твою морду и думаю, а может, я ошибался. Может, ты вовсе на нее не покушался, может, это афект? Может, ты ее спасти хочешь, у меня из рук вырвать? Думаю я так, думаю, и злость во мне подымается. За кого ж ты Буко фон Кроссига держишь? И меня аж трясет тебе глотку перерезать. Но я сдерживаюсь. Временно.

– А может, – голос Шарлея был совершенно спокоен, – может, кончить на сегодня? День был богат утомительными событиями, все собравшиеся это по собственным костям чувствуют, вот извольте глянуть, там господин Вольдан уже уснул, уткнув физию в соус. Предлагаю дальнейшую дискуссию отложить ad cras.[396]

– Ничего, – буркнул Буко, – мы не станем откладывать ad cras. О конце пира я скажу, когда время придет. А теперь пей, монаший сын, выродок, пей, когда наливают. И ты пей, Хагенау. Откуда знать, может, это последняя ваша выпивка? В Венгрию дорога длинная и рискованная. Доедете? Говорят же: человек не знает утром, что с ним вечером будет.

– Тем более, – ядовито добавил Ноткер Вейрах, – что господин Биберштайн наверняка разослал конников по дорогам. За похищенную дочь жутко должен быть на похитителей ожесточен.

– Вы что, не слышали, – крикнул Пашко Рымбаба, – чего я сказал? Биберштайн – это ерунда. Я ж на его дочке женюсь. Ведь же…