Башня вавилонская

Декан стоял, слегка отставив ногу, салютуя стаканом, и смотрел внимательно. Местные обычно целуются трижды при встрече, обычай мерзкий, пришлось привыкнуть.

Целоваться Карл не полез. И не встал.

— Я должен предупредить, — сказал он. — Почти все, что я знаю о технической стороне «Сфорца С.В.» — засвечено. Я накапал часть этой информации кому не жалко — и посмотрел, что с ними станет. Сами понимаете, нас учили одни и те же люди.

Только я этих людей не предал. В отличие от Щербины.

— Но не мне вам рассказывать, что есть вещи важнее сиюминутных секретов.

И самое важное — сведения о людях. О том, как они тикают внутри.

— Д-да, — хрипло сказал Шварц, удивленно хмыкнул и от души прокашлялся в отворот рукава. — Извини, Карл, я запоздал…

Пуля, выпущенная в голову почти в упор, разрушает мозг гораздо быстрее, чем человек успевает осознать, что произошло. Поэтому ошибкой было бы предполагать, что для Карла Векшё было хоть какое-то «затем». Он просто кончился, словно и не было.

* * *

Господин да Монтефельтро не опаздывает, и даже не задерживается в приемной, хотя он туда пожаловал не за пять минут до назначенного времени, как требует деловой этикет, а за добрых полчаса, каковые означенные посвятил общению с персоналом. Персонал, судя по тому, что легкие отголоски хихиканья слышны и через стену, в экстазе. Господин да Монтефельтро бывает и таким; а может шествовать подобно каменной статуе из толедской пьесы. Монументально и величественно. Все зависит от того, что у него сейчас составляет доминанту. Какие чудесные интерференции это создает, подумать страшно. Вот сейчас выйдет он после разговора, став тих и мрачен, или, напротив, еще веселее — и поползет по коридорам слух, и наложит свой отпечаток на происходящее. Повлияет на «котировки». А принимает ли Антонио во внимание такие колебания, использует, игнорирует или рассчитывает на них как на защитную окраску — неведомо. Никому.

Возможно, даже части его парламента.

Дверь закрыта, звукопоглощающие перегородки опущены, жучков нет, аппаратура отключена — на всякий случай.

— Дорогой коллега, — говорит мистер Грин, — расскажите мне, пожалуйста, почему ныне покойный господин Личфилд так ополчился именно на Сфорца и вас.

Да Монтефельтро не промахивается мимо кресла. Но в сидячем положении оказывается несколько быстрее и резче, чем собирался. Глаза распахнуты. Импульсивный кто-то у него ведет сегодня.

— Вы хотите сказать, что убили его не поэтому? Что вы ничего не знали?

— В каком смысле «вы»? Максим, к его чести, вообще не собирался никого убивать, он просто хотел вышвырнуть Личфилда из политики. А я ничего не знал. Я убил его, потому что он мне мешал.

Антонио не будет просить не морочить ему голову, спрашивать «правда, нет, правда?» и прочим образом пытаться поставить временный забор между собой и фактом. Он просто смотрит. Вокруг глаз светлые круги: добропорядочно проводил время в горах. Как попросили.

— Ныне покойный Личфилд считал наиболее опасными именно нас, потому что ныне покойный Моран предоставлял ему некоторую информацию, якобы полученную от выпускников. Заговор корпораций Личфилд сочинил сам, но топор в эту кашу сунул Моран.

Интересным все же человеком был покойный. На этот раз Моран, а не Личфилд. Но куда более интересный человек сидит сейчас в кресле, вписавшись так, будто этот предмет обстановки собирали и калибровали лично для него, под параметры фигуры.

— А теперь я, если возможно, хотел бы услышать, почему я или Сфорца не узнали обо всем этом от вас — и перед пресловутым заседанием.

— Я был уверен, что лично вы осведомлены… — тянет Антонио. — По всем действиям так казалось. Я даже докладывал… наверное. Не уверен. А мой дорогой шурин… Ну, а на что значимо влиял этот личный элемент?

— Откуда я мог быть осведомлен? — И пусть попробует представить себе, как мне об этом сообщает — кто? Моран? Личфилд? Прямое начальство терциария да Монтефельтро, которому он почти наверняка ничего не докладывал и которое уж точно не общалось со мной?.. — А что до личного элемента, представьте себе, что мы с Максимом каким-то чудом оказались несколько более корректными людьми. И не превратили заседание в дешевую уличную клоунаду. И мистер Личфилд получил возможность сказать десяток лишних слов. Сами понимаете, каких и о ком.

Одним из несомненных достоинств внутренней организации да Монтефельтро является способность одновременно слушать, обдумывать, рефлексировать, готовить ответ — и ничего не упускать. Поэтому отвечать он начинает, едва дождавшись паузы; и горе тем, кто сочтет это невнимательностью.