В башне стоял гул – несмолкаемый, низкий, едва различимый. Слышали его единицы. Полагаю, ты в том числе – потому сначала и посмотрел на сапоги, потом на правую стену, а после чуть накренил голову, словно силясь уловить слабый звук. Но вот ступени кончились, и ты очутился в широкой круглой зале. Мават сделал три шага вперед – и застыл как вкопанный.
На помосте высилась деревянная скамья, украшенная резным орнаментом из листьев и крыл. Подле скамьи преклонил колени мужчина в серой шелковой тунике с алой вышивкой. Напротив стояла женщина в темно-синем одеянии, с копной коротких седых волос. А в центре восседал человек, облаченный во все белое: белоснежную рубаху, трико, белоснежный плащ. В безупречной белизне ощущался божественный промысел – либо труд не одного десятка слуг, занятых бесконечной стиркой и отбеливанием.
Разумеется, ты принял человека в белом за Глашатая Ворона, отца Мавата. Более никто не смел восседать на постаменте – впрочем, никто бы и не дерзнул. Всякому в Ирадене известно: сесть на скамью и не погибнуть дозволено лишь с благословения Ворона. Ты сразу определил правителя, хотя видел его впервые.
По резким чертам лица ты узнал коленопреклоненного мужчину, с чьей дочерью столкнулся во дворе; но даже не случись этой встречи, угадать лорда Радиха было нетрудно: кто, кроме старейшины Распорядительного совета, отважился бы так близко подойти к Глашатаю? Оставалась женщина – Зизуми из Безмолвных. За пределами Вастаи собрания Безмолвных превратились в пирушки для старых сплетниц, однако затевалось все как тайный религиозный орден. В деревнях и по сей день совершают обряды, призванные насытить и умилостивить богов, давно покинувших Ираден. В городе же Безмолвные играют не последнюю роль при дворе Глашатая.
Перед скамьей выстроились трое ксуланцев – голоногих, в коротких плащах, туниках и сапогах с открытыми носами. Четвертый, одетый более подобающим образом, в куртку и штаны, беседовал с Глашатаем:
– …С единственной целью – пересечь пролив, о великодушный и милостивый. Только эти выходцы из Ксулаха вместе со слугами, проделавшие долгий путь с юга на север.
– Путь и впрямь неблизкий, – заметил лорд Радих. – Ведь на севере лишь лед и горы.
– Они мечтают узреть неведомые доселе края, – пояснил человек в куртке и штанах. – А когда насмотрятся вволю, воротятся домой, если, конечно, не сгинут по дороге, и напишут книгу о своих странствиях, дабы снискать почет и уважение среди земляков.
Ты наблюдал за происходящим, глядя то на облаченного в белое Глашатая, то на полураздетых ксуланцев. Ты наверняка слыхал о Ксулахе. Время от времени товары оттуда кочуют через горы к вербам – народу, обитающему на юге Ирадена. Или попадают прямиком на корабль. Любое сколь-нибудь крупное судно, курсирующее меж Горбатым морем и Северным океаном, должно пересечь пролив и, как следствие, уплатить дань правителям Ирадена и града Вускции. Благодаря этому Глашатай, Распорядительный совет и видные представители Безмолвных носят шелка, пьют вина, а по праздникам вкушают залитые медом фиги.
Мават тоже не отводил глаз. Но не от ксуланцев, а от Глашатая. Потом недоверчиво моргнул, перевел взгляд на Радиха, с него, нахмурившись, на Зизуми, и снова на Глашатая.
– С приездом, Мават! – объявил тот. – Добро пожаловать домой.
Мават не шелохнулся и не проронил ни слова.
Только сейчас ты заметил, насколько он потрясен, ошарашен, словно вместо теплого приема получил от родной обители удар в спину. Его будто сковал паралич, дыхание перехватило.
– Мой преемник, – пояснил мужчина в белом, ничуть не смущенный молчанием Мавата.
Ксуланцы косились на гостя кто оценивающе, кто с любопытством.
– Подойди, Мават, – поманил его Глашатай.
Радих с Зизуми изваяниями застыли по обе стороны скамьи.
Мават не двинулся с места. Мгновение спустя Глашатай вновь обратился к иноземцам:
– Я обдумаю вашу просьбу и завтра дам ответ.
Такой исход огорчил первого из троицы, а после перевода к нему примкнули оставшиеся двое. Они мрачно глянули на толмача, потом друг на друга и, сощурившись, обернулись к третьему. Тот вытянулся перед Глашатаем и с сильным заморским акцентом произнес:
– Спасибо, что уделил нам время, великий царь.
Глашатай вовсе не царь, а само слово заимствовано из вербского – языка, распространенного в южной части Ирадена. Полагаю, ты владеешь им превосходно. Отвесив глубокий поклон, ксуланцы удалились.
– Что я вижу? – бесцветным тоном вопросил Мават. – Как сие понимать?
В зале повисла мертвая тишина; лишь нескончаемый гул, едва различимый, но осязаемый, будто пол вибрировал под ногами, нарушал ее.
– Где мой отец? – процедил Мават, не дождавшись ответа. – И почему ты восседаешь на его месте?
Признайся, не ожидал? Ты ведь принял человека на скамье за отца Мавата, служившего Глашатаем Ворона всю твою жизнь. Откуда тебе было знать, что это не он?
– Господин Мават, – вклинился Радих. – При всем уважении, помните, с кем говорите!