Башня (Вздымающийся ад)

Он посмотрел вверх, на гордо взметнувшееся ввысь сооружение. Она едва не достает до неба. Просто подавляет эту людскую суету.

Постовой Варне ответил:

Мне нравятся люди, которые ни во что не вмешиваются.

Варне был негр. Он изучал социологию в университете, ожидал в ближайшее время чина сержанта и мечтал дослужиться как минимум до капитана. Он улыбнулся Шеннону:

Послушать ирландцев, так все они миролюбивые, терпеливые, спокойные, ласковые, осторожные и терпеть не могут насилия. Но те оба янки, что орудуют в Лондондерри, дружище, совсем не похожи на добрых христиан, а?

Это только когда их спровоцируют, ответил Шеннон и при этом постарался примирительно улыбнуться. Но я не утверждаю, что готовность к провокации не сидит у них внутри как мышь в сыре.

Его улыбка тут же исчезла, потому что к ним подошел какой-то тип.

Куда, куда?

Позднее выяснилось, что этого человека звали Джон Коннорс. У него была сумка с инструментами. В своих показаниях и Варне, и Шеннон сошлись на том, что он был в поношенной спецодежде, блестящей алюминиевой каске и что держался заносчиво, как любят вести себя квалифицированные рабочие с людьми, задающими им дурацкие вопросы.

Как куда? Внутрь! Коннорс помолчал и снисходительно улыбнулся; Или вы меня туда не пустите? В его вопросе звучал неприкрытый вызов.

Сегодня никто не работает, сказал Варне.

Это я и без вас знаю.

Так что вам там нужно? Коннорс вздохнул:

Я должен сейчас быть дома, в постели. Сегодня у всех выходной, чтобы здесь могли произносить речи, а потом подняться наверх и пить шампанское. Но вместо этого я здесь, потому что меня вызвал шеф, а с ним шутки плохи.

А что вы собираетесь делать? Этот вопрос уже задал Варне.

Я электрик, ответил Коннорс. Вы думаете, что поймете, если я расскажу, что собираюсь делать?

"Скорее всего не пойму", подумал Варне. Но дело было не в этом. Проблема состояла в том, что у него были свои инструкции.

"Пойдете туда с Шенноном, сказал им сержант при разводе на посты, и смотрите в оба. Там поставят барьеры, никаких неприятностей не предвидится, но... сержант пожал плечами, как бы говоря: Сами знаете, как это бывает".

Они знали, как это сейчас бывает: каждое сборище было чревато насилием. Ну ладно, они будут глядеть в оба, но это не означает, что они должны мешать мастерам работать.

У вас есть удостоверение, приятель? мирно спросил Варне.

А вы что, возмутился Коннорс строительный инспектор? Разумеется, у меня есть удостоверение. Я не какая-нибудь шпана.

Он вытащил бумажник и помахал им. Было ли в нем удостоверение, осталось неясным.

Ну, удовлетворены? Коннорс спрятал бумажник. У Шеннона лопнуло терпение:

Пропусти его!

Но Варне все ещё колебался. Как он потом рассказывал, никаких причин для этого не было, только какое-то странное чувство, а поступки, вызванные такими чувствами, почти всегда бывают неверны.

Ну так что? спросил Коннорс. Черт побери, решайте же, наконец. То, что я торчу здесь, моему шефу...

Шеннон отрезал:

Проваливайте!

На виске его задергалась жилка. Он повернулся к коллеге:

У нас нет приказа не пускать людей внутрь, Френк. Пропусти, чтоб его током убило!

Так они это запомнили, и так же выглядели потом их показания.

* * *

Дата торжественного открытия была установлена много месяцев назад. Так поступают всегда, иначе просто невозможно, потому что день, когда строительство действительно будет закончено, всегда неопределен, а гости, приглашенные на торжество, должны были прибыть из Вашингтона и столиц других штатов, из мэрии, из ООН, из телевизионных и радиовещательных компаний, из телеграфных агентств, со всего мира, все те, кто хотел приехать и быть на виду, и все те, кто предпочел бы этого избежать, но не мог, ибо положение обязывало.

Уилл Гиддингс посмотрел на стену кабинета Ната Вильсона, где были приколоты чертежи этого огромного здания и сказал:

Мне нужно устранить ещё полсотни недоделок. Нет, сотню.

Мне тоже, ответил Нат.

Они не преувеличивали. Человек за несколько лет работы сживается со своим делом и как художник, заканчивающий произведение, видит то тут, то там детали, которые ещё нужно поправить. Но сегодня на это не было времени.

И ко всему прочему, сказал Гиддингс, мне совсем не нравится это стадо в крахмальных манишках, которое будет там топтаться и пялить глаза. Он помолчал. Мы ещё не готовы. Вы это знаете. И я тоже.

"Такие голоса раздаются всегда, когда поднимается занавес на премьере", подумал Нат.

Мы не готовы, повторил он. Вы правы. Ну и что из этого следует?

Нат был моложе Уилла, архитектор по профессии, обстоятельный человек, которого редко что могло вывести из равновесия.

Сто двадцать пятый этаж, сказал Гиддингс, прямо под шпилем. Шампанское, дружеские объятия, поздравления и вид на несколько сот квадратных километров воды и земли, это, конечно, нельзя отложить, потому что вся эта публика сплошные шишки: сенаторы, конгрессмены, губернатор, мэр, люди из ООН, кинозвезды и тому подобные.

И тому подобные, повторил Нат.