Было уже довольно поздно, и всего несколько музыкантов продолжали играть. Санфугол сменил арфу на лютню, а Бинабик достал флейту, и начались неуклюжие танцы под веселый смех спотыкавшихся участников. Саймон также выпил довольно много, пусть и разбавленного вина, и решил потанцевать с двумя девушками из Гадринсетта — симпатичной толстушкой и ее стройной подругой. Девушки почти все время перешептывались — Саймон произвел на них впечатление: его юношеская бородка и почести, которые ему оказывали. Но, когда он пытался с ними заговорить, они тут же принимались неудержимо хихикать. В конце концов, озадаченный и раздраженный таким поведением, он пожелал им спокойной ночи, поцеловал руки, как полагается настоящему рыцарю, что вызвало новый приступ смеха, и решил, что они ничем не отличаются от малых детей.
Джошуа проводил леди Воршеву в постель и вернулся, чтобы провести последний час пира. Он разговаривал с Деорнотом, и оба выглядели невероятно уставшими.
Джеремия уснул в углу, твердо решив не уходить к себе раньше Саймона, несмотря на то что его друг проснулся после полудня. Саймон уже начал всерьез подумывать о том, чтобы отправиться спать, когда в дверях Дома Прощания появился Бинабик. Кантака стояла рядом и принюхивалась к воздуху в зале со смесью любопытства и отвращения. Бинабик оставил волчицу и, войдя внутрь, махнул рукой Саймону и направился к Джошуа.
— …Значит, ему приготовили постель? Хорошо. — Принц повернулся к подходившему Саймону. — Бинабик принес новости. Радостные новости.
Тролль кивнул.
— Я не знаю этого человека, но Изорн считает, что его появление имеет огромное значение. Это граф Эолейр, эрнистириец, — объяснил он Саймону. — Его только что доставил по воде в Новый Гадринсетт один из рыбаков. — Он улыбнулся, название все еще казалось непривычным. — Граф очень устал, но говорит, что у него для нас важные новости, которые он сообщит утром, если принц пожелает.
— Разумеется. — Джошуа задумчиво потер подбородок. — Любые новости про Эрнистир имеют громадную ценность, хотя я сомневаюсь, что история Эолейра принесет нам радость.
— Вполне возможно. Однако еще Изорн сказал… — Бинабик придвинулся к нему и заговорил тише: — Эолейр утверждает, будто ему удалось узнать кое-что важное про… — его голос превратился в шепот, — Великие мечи.
— Ого! — удивленно пробормотал Деорнот.
Джошуа мгновение помолчал.
— Итак, — сказал он наконец. — Завтра в День святого Граниса мы, возможно, узнаем, является ли наша ссылка безнадежной или у нас есть шанс. — Он встал, перевернул свою чашу и крутанул ее пальцами. — Тогда — спать. Я пришлю за вами завтра, когда Эолейр отдохнет.
Принц зашагал по каменным плитам зала, и его тень в свете факелов заметалась по стенам.
— Пора в постель, как сказал принц. — Бинабик улыбнулся. Кантака подбежала к нему и подставила голову под его руку. — Мы надолго запомним этот день, Саймон, верно?
Саймон смог только кивнуть в ответ.
2. Разные цепи
Принцесса Мириамель смотрела на океан.
Когда она была маленькой, одна из нянек сказала ей, что море есть мать гор, вся земля родилась из него и когда-нибудь туда вернется, ведь не зря считается, что потерянная Кандия исчезла глубоко на дне моря. Океанские волны, которые методично ударяли в скалы под домом в Мермунде, где Мириамель провела детство, казалось, изо всех сил пытались вернуть их себе.
Другие называли море родительницей чудовищ, килпа, кракенов, ораксов и прочих водных тварей. Мириамель знала, что в черных глубинах действительно полно диковинных существ. Множество раз море выбрасывало огромные бесформенные тела на скалистый берег Мермунда, где они гнили на солнце под испуганными и завороженными взглядами местных жителей, пока море снова не утаскивало их в свои таинственные глубины. Мириамель не сомневалась, что море на самом деле рождало чудовищ.
Когда ушла навсегда мать Мириамель, а отец, Элиас, погрузился в меланхоличный гнев из-за смерти жены, океан стал для нее чем-то вроде доброго родителя. Несмотря на его настроения, такие же разные, как солнце и луна, и капризы, когда ураганы вспенивали поверхность, океан подарил ее детству постоянство. Шум волн укачивал Мириамель по ночам, каждое утро она просыпалась под крики чаек и видела высокие паруса в гавани под замком отца, которые трепетали на ветру, точно лепестки огромных цветов, когда она смотрела на них из окна.
Океан был для нее многим и имел огромное значение. Но до нынешнего момента, когда она стояла у поручней на корме «Облака Эдне» и смотрела на белые барашки волн, окружавших ее со всех сторон, Мириамель не понимала, что он также может стать тюрьмой, гораздо более надежной, чем те, которые построены из камня и железа.