Когда отец Мириамель взошел на трон, она обнаружила, что окружена людьми – и ужасно одинока. Казалось, все обитатели Хейхолта заразились пустыми ритуалами власти, но Мириамель прожила с ними так долго, что они полностью потеряли для нее интерес. С тем же успехом можно было наблюдать за непонятной игрой невоспитанных детей. Даже те немногие молодые люди, что за ней ухаживали, – точнее, за ее отцом, ведь большинство из них интересовало лишь богатство и власть, которые они могли получить, женившись на принцессе, – представлялись ей какими-то другими видами животных, непохожими на нее, скучными стариками в телах юношей, угрюмыми мальчиками, делавшими вид, что они взрослые.
Единственными обитателями Мермунда и Хейхолта, способными получать удовольствие от жизни, были слуги. В особенности в Хейхолте, где трудилась целая армия горничных, грумов и поварят, – казалось, это какая-то совсем другая разновидность людей, живущих бок о бок с теми, кто ее окружал. Однажды, в момент ужасной печали, Мириамель увидела огромный замок как перевернутое кладбище, населенное мертвецами, разгуливавшими сверху, в то время как живые пели и смеялись внизу.
Так Саймон и немногие другие слуги привлекли ее внимание – мальчики, которые хотели только одного: быть мальчиками. В отличие от детей придворных они не пытались повторять гнусавую медленную манеру речи старших. Мириамель наблюдала, как они неспешно выполняли свои обязанности, смеялись, прикрывая рот рукой, над глупыми проделками приятелей или играли в жмурки во дворе, и ей ужасно хотелось быть как они. Их жизнь казалась ей такой простой. И даже после того, как мудрость возраста научила Мириамель, что она тяжела и утомительна, принцесса иногда мечтала отбросить свое королевское происхождение, как плащ, и стать одной из них. Ее никогда не пугала тяжелая работа, но она боялась одиночества.
– Нет, – твердо сказал Саймон. – Тебе не следовало подпускать меня
Он повернул рукоять меча так, чтобы завернутый в ткань клинок оттолкнул ее оружие в сторону, и внезапно она поняла, что он стоит совсем рядом. Его запах, смесь пота, кожаной куртки и раздавленных листьев, оказался очень сильным. А какой он высокий! Иногда она об этом забывала. Столкновение помешало Мириамель ясно мыслить.
– Теперь ты стала совершенно беззащитной, – сказал он. – Если бы я воспользовался кинжалом, у тебя не осталось бы никаких шансов. Помни, ты всегда будешь сражаться с тем, у кого руки длиннее.
Вместо того чтобы поднять меч для продолжения поединка, она уронила его на землю и двумя руками толкнула Саймона в грудь. Он отлетел назад, с трудом сохранив равновесие.
– Оставь меня в покое. – Мириамель повернулась к нему спиной, отошла на несколько шагов и наклонилась, чтобы подобрать несколько веток для костра, стараясь хоть чем-то занять дрожавшие руки.
– Что случилось? – удивленно спросил Саймон. – Я сделал тебе больно?
– Ничего. – Она бросила собранный хворост в круг, который они расчистили для костра. – Просто мне на данный момент надоела эта игра.
Саймон покачал головой, потом сел и принялся снимать ткань, которой обмотал клинок своего меча.
В тот день они разбили лагерь рано, когда солнце еще находилось высоко над вершинами деревьев. Мириамель решила, что завтра они пойдут вдоль берега небольшого ручья, который давно был их спутником, к Речной дороге, что шла вдоль Имстрекки, мимо Стэншира, в Долину Асу. Она считала, что лучше выйти на дорогу к полуночи, чтобы иметь возможность идти по ней в темноте, до самого рассвета, чем провести всю ночь в лесу.
Так у них впервые появилась возможность взяться за мечи за последние несколько дней, если не считать необходимости прорубать себе дорогу через заросли. Именно Мириамель предложила час позаниматься перед ужином, чем невероятно удивила Саймона. Она ужасно хотела сказать, что тут нет его вины, но у нее возникло смутное ощущение, что каким-то образом он виноват – в том, что он мужчина, что она ему нравится и он отправился вместе с ней в то время, как она предпочла бы страдать от одиночества.
– Не обращай на меня внимания, Саймон, – наконец сказала она, почувствовав себя слабой из-за этих слов. – Я просто устала.
Саймон немного успокоился, закончил возиться с мечом, бросил тряпки в седельную сумку и присоединился к Мириамель, уже сидевшей у костра.
– Я просто хотел предупредить тебя, чтобы ты соблюдала осторожность. Ты слишком наклонилась вперед, – сказал он.
– Я знаю, Саймон, ты уже говорил.
– Ты не должна близко подпускать того, кто намного больше.
Мириамель вдруг отчаянно захотелось, чтобы он замолчал.
– Я знаю, Саймон. Просто я устала.
Он почувствовал, что снова вызвал у нее раздражение:
– Но ты стала лучше, Мириамель. Ты сильная.
Она кивнула, сосредоточившись на кремне. Искра упала на завитки трута, но огонь не загорелся. Мириамель наморщила нос и сделала еще одну попытку.
– Хочешь, я попробую?
– Нет, я не хочу, чтобы ты пробовал. – Она снова взмахнула кремнем, но у нее опять ничего не получилось.
Мириамель чувствовала, как руки у нее наливаются усталостью.