Башня

При слове «прикончить» у Найла внутри что-то болезненно сжалось, будто холодом повеяло. Не от самого слова, а от того, как произнес его Доггинз — так, будто речь шла о чем-то совершенно заурядном, обыденном.

Милон вручил Найлу «жнец». Для своего размера оружие было удивительно тяжелым, по меньшей мере килограммов восемь; основная тяжесть приходилась на цилиндрический ствол с расплющенным внизу рычажком ограничителя. Сам центр тяжести рассчитан был так, что приклад упирался в мышцу над бедром, а левая рука удобно обхватывала выемку за стволом. Придав оружию такое положение, Найл почувствовал смятение и растерянность: впечатление, будто «жнец» смутно ему знаком, словно он управлялся с ним всю свою жизнь.

Доггинз тем временем изучат другие отсеки склада. Он отыскал где-то лом и в пару приемов взломал длинный деревянный ящик-футляр. В ящике лежала длинная металлическая труба и несколько продолговатых тупоносых снарядов. Доггинз хохотнул от удовольствия, подкинув один из них на руках.

— Взгляни на этого красавчика.

— Что это?

Доггинз указал на трубку.

— Таран Бродского. Самое эффективное противотанковое оружие всех времен. Прошибает практически все в радиусе мили. — Он ласково посмотрел на снаряды. — Такой штуковиной можно пробить дыру в десятиметровой стене.

— Зажигательные бомбы. Много их там?

— Дюжина ящиков.

— Хорошо. Проследи, чтобы каждый набрал себе полные карманы. И готовься к отходу.

Он аккуратно накрыл футляр крышкой.

— Не возражаешь, если задам вопрос? — спросил Найл.

— Валяй.

— Когда мы нынче выходили вечером, ты надеялся отыскать «жнецы»?

— Разумеется.

— Так вот что тебя заставило изменить решение?

— Какое решение?

— Ну, выступить против пауков.

Доггинз покачал головой.

— Давай определимся вот в чем. Я не намерен выступать против пауков. Это, — он взвесил «жнецы» на ладони, — не для боя. Это для торга.

— Какого именно?

— Насчет свободы.

— Но разве?..

— Свободы от посягательства, — перебил Доггинз. — Почему, думаешь, мы пользуемся масляными светильниками, а не электрическими фонарями? Почему я всякий раз тру это треклятое огниво вместо того, чтобы пользоваться спичками? Из-за пауков.

— Я не думал, что они как-то ущемляют жуков.

— Как сказано в Договоре Примирения: «Ни одному из слуг жуков не будет позволено использовать или создавать механизмы». Так что ни динамо, ни моторов, ни компьютера, ни даже механических часов. И вот так уже два с лишним столетия.

— А что они сделают, если вы отклонитесь от договора?

— Очевидно, пойдут войной. И тогда, уж конечно, не успокоятся, пока не уничтожат всех нас.

— Они могут вас уничтожить?

— Запросто. Когда договор еще только заключался, пауки и жуки по численности были примерно равны. Теперь пауки превосходят жуков в тысячу раз. — Доггинз, осклабившись, погладил «жнец». — Но с этой-то штуковиной мы изменим соотношение.

Милон, подойдя, поднял приветственно руку.

— Мы готовы, распорядитель.

— Хорошо. Поднимай всех на плац, и дожидайтесь меня.

— Что случилось бы, отыщи пауки это место? — поинтересовался Найл.

— Какая разница. Им все равно сюда не пробраться.

— Тебе не следует недооценивать Каззака.

— Я про это ничего не говорил. — Они приблизились к двери. — Помоги мне перенести ящики.

Вместе они составили на прежнее место ящики со взрывчаткой, вынесенные в коридор. Когда водрузили на штабель последний, Доггинз затворил массивную дверь и провернул диск замка-шифра. Затем взмахнул ломом и орудовал им до тех пор, пока искореженный диск не слетел на пол.

— Вот так. Пускай теперь Каззак пробует открыть. Как бы потом жалеть не пришлось.

Когда поднимались по бетонным ступеням, Доггинз остановился и положил руку Найлу на предплечье.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

— Да?

— Знаешь… Спасибо тебе, что помог выйти на это место. Может, в один из дней я смогу неплохо тебе пригодиться.

— Считай, что ты уже это сделал, — улыбнулся Найл.

Снаружи было неожиданно темно. Разгулялся ветер, луну затенила темная туча. Язычки масляных светильников, казалось, лишь усиливали окружающую мглу. Доггинз в сердцах ругнулся.

— Не нравится мне это. Получается, раскоряки могут нас видеть, а мы их нет.

— Тогда давай дождемся рассвета.

Доггинз, одолевая нерешительность, покачал головой:

— Не хочу здесь ни минуты лишней задерживаться.

— Что будем делать с беднягой Киприаном? — спросил кто-то.

— Придется оставить его здесь.

— Неужели нельзя отыскать место, где можно будет его похоронить?

— Ладно, — махнул рукой Доггинз, — берите его с собой.

Четверо подхватились, двое за руки, двое за ноги. Доггинз повел людей к задним воротам. Вынул из кармана бластер.

— Хочу вам кое-что показать. Смотрите.

Он направил бластер в центр металлической створки ворот и нажал на спуск. Из ствола вырвался голубой просверк-молния, запахло нагретым металлом. Ворота накалились докрасна, затем добела. Но металл, к удивлению, плавиться не собирался. Доггинз опустил бластер.

— Это особый тугоплавкий металл, называется латрик — специально против террористов. Вся стена сделана из такого материала. А теперь смотрите.