Баскетбол

- Что с тобой, Тоша? Антон молчал. Вот уже вторую игру он откровенно саботировал. Ронял мяч. Промахивался из выгоднейших положений. Равнодушно следил за игрой, ходил по площадке пешком, будто сторонний наблюдатель. - Что с тобой, ты перехотел играть? Надоело? Готов расстаться с ребятами - и со мной? - Да, - сказал Антон. - Что?! - Я готов пойти на общих основаниях, - выговорил Антон, глядя Мэлу поверх головы. - Это было бы справедливо. Мэл помолчал. Взял Антона за плечо; его прикосновение было, как ласка гигантского богомола: - Ты что-то знаешь о справедливости? Поделись со мной. Я вот не знаю.

* * *

- Это Данилка, - сказал Людовик. - Отлично играет в нападении. Прошу любить и жаловать... Антон, можно тебя попросить размяться с Данилом один на один? Парень был двухметровый и очень молодой. Лет шестнадцати, не больше. Насупленный. Напряженный, но не испуганный. В хорошей футболке от известной фирмы. - Давай, - Мэл бросил Антону мяч. И пока мяч летел - Антон успел понять, что Сашу больше не увидит. "Что ты знаешь о справедливости?" Почему - Саша?! Он, Антон, добровольно отказался от поблажки. А Саша - тот всегда боялся пойти на общих основаниях... "Людовик меня поменяет, если только что..." И вот он, Антон, играет с каким-то Данилкой. ...Этот подросток был решителен и самоуверен. И он был на полголовы выше Антона; игра шла по кругу: Данил прижимал Антона к линии, мяч выходил в аут. И снова: Данил прижимал Антона к линии... - Хорошо, - сказал Людовик. - Мэл, Антон, обождите меня недолго. И ушел за забор - вместе с Данилом. - Менять будет, - сказал Мэл. - Что? - не понял Антон. - Этот не годится. - А чем ему не угодил Саша?! Мэл пожал плечами: - Ведь это он себе выбирает игроков, а не я и не ты... Правда? И в ту же секунду появился Людовик с другим парнем - это был ровесник Антона, затравленный, мосластый, в поношенной флотской тельняшке.

* * *

Когда счет в новой игре сделался две тысячи сто восемь - две тысячи девяносто в пользу команды Мэла, Людовик отложил армейский автомат. Антон еще не видел огнемета - но знал, что он непременно появится; он знал это но все равно рванулся к кольцу. Зная, что заколотит. Мяч был оранжевый, а огонь - белый. Если смотреть изнутри. Белый с тонкими черными веточками, похожими на кровеносные сосуды. И Антон бежал и горел - долго, несколько длинных секунд. В огне сворачивались листья каштана. И листы чьих-то писем - детский почерк; и оплывали, будто льдинки, цветные и черно-белые фотографии... Они с Ленкой на море. С "сувенирным" видом за плечами. Ленка улыбается и обнимает Антона за шею. Ленка в тонком халатике на мокрое тело. Ленка... "Мама! Забери ты меня из этого лагеря. Тут скучно, в девять вечера спать, и все время дождь. И вожатый противный. Я жду тебя в воскресение..." Когда Антон смог открыть глаза, в воздухе все еще пахло паленым. И ноги в кроссовках стояли кругом - в серых и синих кроссовках; потом блеснула будто яичная скорлупа, и белые, как пароход в далеком море, большие тяжелые кроссовки выплыли откуда-то и остановились у Антона перед глазами. - Вставай, - сказал Мэл. Копоть была всюду. И - запах. - Теперь ты имеешь представление о месте, куда так просился, - сказал Мэл Антону на ухо. - Поэтому соберись и играй дальше.

* * *

Вода стекала в забранную решеткой дыру посреди душевой. Ребята говорили вполголоса и косились на Антона с опаской. Новенький - его звали Кирилл сидел на корточках, обхватив руками стриженую голову. Вода была черной. Копоть никак не желала отмываться.

* * *

- Мэл... - Да? - Я ведь не могу ничего исправить... Ничего вернуть. Ведь не могу? Мэл хмыкнул: - Ты хочешь, чтобы я тебя утешал? - Нет, - сказал Антон. - Я просто спросил. Я подумал... Ведь трудно забросить мяч под огнеметом, правда? - Трудно, - согласился Мэл. Антон отвел глаза. Посмотрел на свои руки. Ладони были серые как пепел. - А что, если кто-то сделает? Это? Забросит в огне? Мэл некоторое время его разглядывал, а потом вдруг расхохотался: - Ты хочешь торговаться, что ли? Нет - я тебя правильно понял? Ты хочешь заключить договор? У него были ровные острые зубы. Большая слива на футболке переливалась всеми оттенками синего.

* * *