Басня о неразумной волчице (СИ)

   Бланка сидела на кровати в свежей сорочке и, спустив босые ноги на половик, упражнялась на лютне. Сын сидел рядом и болтал ногами, потому что до половика не доставал.

   Наконец вошли камеристка и камердинер.

   - Туфли расшитые мне ни к чему,

   Липа шумит над камнем...

   Сколько можно вас ждать?

   ...Лучше я жизнь твою возьму,

   Плод любви созревал в ней.

   - Ваше высочество рано проснулись сегодня.

   - Наше высочество сегодня не ложились, - Бланка подмигнула отпрыску.

   - Ах да, сейчас ведь полнолуние, а оно не даёт вам уснуть.

   - Помогите лучше герру Рудольфу, - Бланка вручила сына камердинеру, подождала, пока они удалятся в смежную комнату, и принялась выбирать камизу.

***

   Города и посёлки подобны были гальке на берегу, что волны то приносят, то уносят. Силы были равны, и бой тянулся бесконечно.

   Максимилиан уставал от войны - прежде он никогда не считал сражения утомительными, это была возможность похвастать силой и повергнуть противника в прах. Но противник упорно поднимался или отползал в сторону и нападал сзади. Или избирал другую жертву, или баюкал чью-то совесть в кошельке, и окружал, пребывая везде и нигде одновременно.

   Мария не была сторонним наблюдателем. Она обращалась к валлонцам, фламандцам, франконцам и пикардийцам, ведь они почитали её - госпожой, а его - лишь наследником, но и то, если их двое детей не доживут до совершеннолетия.

   Волнения не прошли бесследно - третьему ребёнку не суждено было родиться, и Мария тщетно боролась со слезами, полагая, что приличнее скорбеть сейчас о государстве.

   Муж возражал, что думать нужно о себе, иначе скоро некому станет подумать о владениях. Он утешал её насколько мог, перебирая наугад все струны её сердца, и дёрнул наконец за ту, на звук которой она неспособна не отозваться.

   - Давайте на сутки забудем о войнах и горестях и проведём их как прежде, в начале супружества. Ваш сокол не разучился ещё летать?

***

   - Вид у тебя совсем измученный, сестрица, - говорила Ульрика за завтраком.

   Одна из племянниц хихикнула.

   - Берта! - одёрнула Маргарита. - Когда ты бродишь по ночам, над тобой не смеются.

   - Ей хвост ноги щекочет, - шепнул старший сын Ульрики младшему.

   - Эрнст! - укоризненно сказала мать.

   Кравчий невозмутимо разбавлял вино и делал вид, что ничего не слышит.

   - Что ж, - объявил Иоганн, во главе стола, - коль скоро у нас всеобщий весенний гон, кто-то поедет на смотрины в Бранденбург...

   - Ему всего шестнадцать, - возразила Ульрика.

   Иоганн тихо рыкнул в ответ, не размыкая зубы.

   Ульрика блеснула глазами.

   - А что такое гон? - спросил Рудольф.

   Кухарка принесла десерт.

   - Это когда гоняешься по лесу непонятно зачем и не можешь остановиться, - объяснила старшая дочь Иоганна. - Потому и гон. Это значит, что тебе тоскливо и пора жениться.

   - Урфрида! - окликнула Маргарита.

   - Мам, это как в твоей песне, когда волк за девушкой гоняется?

   - Не совсем, - качнула головой Бланка. Она заметила под ногтем кровь и вычищала её, спрятав руки под скатерть.

   Милый волк, ты меня отпусти,

   Серебряный плащ ты мой возьми.

   Плащ серебряный мне ни к чему,

   Лучше я жизнь твою возьму.

***

   Шпоры звенят о каменные ступени.

   С намокшего подола каплет кровь.

   Весеннее небо хрустально звенит голосами пажей, егерей и горничных.

   Максимилиан взлетел по лестнице, толкнул ногою дверь, не позволив слуге успеть отворить её, и положил Марию на кровать.

   Мария тихо стонала, ободранные пальцы утонули в складках платья.

   Людвиг и граф де Вержи привели врача.

   Служанка с чашей воды объявилась откуда-то из-под портьеры и принялась промывать царапины на лице герцогини.

   Мейстер Штерн взялся за край её подола и обернулся к Максимилиану:

   - Простите, но я вынужден.

   Максимилиан кивает.

   - Нет, - взметнулась ладонь Марии. - Я не позволю никому...

   - Ваше высочество...

   - Я не позволю никому меня коснуться...

   - Ваше высочество, если вы не хотите потерять второе дитя, прошу вас оставить стыд.

   - Вы не понимаете, мейстер Штерн, это судьба. Я чувствовала, что окончу свои дни именно так... Меня зовёт отец...

   - Она не в себе, - перебил Максимилиан. - Сделайте что-нибудь.

   - Вы тоже сейчас не в себе, - произнёс Людвиг. - Пойдёмте. Пойдёмте, Ваше высочество.

   - Стойте, - правой рукой Мария ухватила мужа за запястье, а левой отстранила служанку. - Я прошу вас, мы с вами единое целое, и мой стыд должен жечь вас, как собственный. Я прошу, оставим всё на усмотренье Провидения, мы ведь добрые христиане...

   - Сейчас лучше не спорить, - встал между ними Людвиг. - Вы оба не владеете собой. Пойдёмте, Ваше высочество, вашей супруге всё равно нужно привести себя в порядок и переодеться.

   - Одну минуту, - попросила Мария. - Наклонитесь ко мне, - она приподнялась, поморщившись от боли, - там была женщина... белая... женщина... - зашептала она и почувствовала, что теряет сознание.

   - Уж не ангел ли за ней являлся? - шепнула служанка врачу. - Дурной это знак или добрый?

   - Если это бред, то знак точно дурной.

   Толпе домочадцев за порогом рассказали, что герцогиня упала с лошади на охоте:

   - На лошадь напал волк, и от страха, вместо того, чтоб бежать, она сбросила всадницу, - говорил Баварец. - Но всё в руках Божьих, молитесь.