Бастард де Молеон

Спустя два часа после ухода Мотриля торжественный эскорт встретил Аженора при выходе из башни и с великими почестями доставил в дом, расположенный на главной площади Сории.

Для приема посла приготовили просторные апартаменты, обставленные с неслыханной роскошью.

– Вы здесь у себя дома, господин посланник короля Франции, – сказал командир эскорта.

– Я не посланник короля Франции, – ответил Аженор, – и не заслуживаю столь пышного приема. Меня послал коннетабль Бертран Дюгеклен.

Однако вместо ответа офицер поклонился рыцарю и вышел.

Мюзарон обошел все комнаты, придирчиво осматривая ковры, мебель, ощупывая ткани и всякий раз приговаривая:

– Совершенно очевидно, что здесь куда приятнее, чем в башне.

В то время как Мюзарон производил свой досмотр, вошел главный управляющий дворца и осведомился у рыцаря, не угодно ли будет ему заняться приготовлениями к аудиенции.

– Нет, благодарю вас, – ответил Аженор. – Со мной меч, шлем и кольчуга. Это наряд солдата, а я всего лишь солдат, который послан сюда своим командиром.

Управляющий вышел, приказав трубить сбор. Через несколько минут к дверям подвели роскошного коня, покрытого великолепной попоной.

– Чужого коня мне не надо, у меня есть свой, – ответил Аженор. – Его у меня отняли, так пусть вернут: вот мое единственное желание.

Через десять минут Аженору подвели его коня.

Огромные толпы людей стояли, окаймляя дорогу – кстати, очень короткую, – которая отделяла дом Аженора от дворца короля. Молодой человек попытался отыскать среди женщин, вышедших на балконы, свою хорошо знакомую попутчицу. Но это была напрасная затея, от которой он вскоре отказался.

Вся знать, верная дону Педро, составила конный отряд, выстроенный на парадном дворе дворца. Эти раззолоченные всадники ослепляли своим великолепием.

Спешившись, Аженор сразу почувствовал себя крайне неловко. События сменяли друг друга так быстро, что он не успел поразмыслить над своей миссией; Аженор ведь был убежден, что исполнить ее не удастся.

Язык Аженора словно приклеился к нёбу, в голове царила полная сумятица. Смутные, неопределенные мысли плыли, сталкиваясь, как тучи в туманный осенний день.

В зале для приемов он стоял так, как слепой, которому яркое солнце, озарившее облако золота, пурпура и перьев на шлемах, внезапно вернуло зрение.

Вдруг послышался резкий голос, который Аженор узнал, потому что однажды слышал его ночью в Бордо, в саду, а другой раз днем, в палатке Каверлэ.

– Господин рыцарь, вы желали говорить с королем, король перед вами, – донеслось до него.

Эти слова заставили рыцаря взглянуть туда, куда он и должен был смотреть. Аженор увидел дона Педро. Справа от него сидела женщина под вуалью, слева стоял Мотриль.

Мавр был бледен как смерть: в рыцаре он узнал возлюбленного Аиссы.

Аженор в одну секунду разглядел все это.

– Монсеньер, – обратился он к королю, – я даже не мог помыслить, что меня арестовали по вашему приказу.

Дон Педро закусил губы.

– Шевалье, вы француз, – ответил он, – и, значит, должны знать, что, обращаясь к королю Испании, его надлежит именовать «государь» и «ваша светлость».

– Я был неправ, – поклонился рыцарь, – в Сории вы король.

– Да, в Сории король я, – подтвердил дон Педро, – и жду, когда тот, кто узурпировал королевский титул, лишится его.

– Государь, к счастью, я не уполномочен обсуждать с вами столь важные вопросы, – ответил Аженор. – Я прибыл по поручению вашего брата, дона Энрике де Трастамаре, предложить вам добрый и честный мир, в котором так сильно нуждаются ваши народы и которому возрадуются ваши братские сердца!

– Господин рыцарь, так как вы прибыли обсуждать со мной вопрос о мире, скажите, почему вы предлагаете мне сегодня то, в чем мне было отказано неделю назад? – спросил дон Педро.

Аженор поклонился.

– Ваша светлость, я не судья в ваших державных спорах, – ответил он. – Я лишь передаю вам те слова, что просили меня передать, и все. Я – путь, который ведет из Бургоса в Сорию, от сердца одного брата к сердцу другого.

– Надо же! Вам не известно, почему мне предлагают мир именно сегодня? – воскликнул дон Педро. – Хорошо! Сейчас я вам объясню.

Все умолкли в ожидании слов короля; Аженор воспользовался этой передышкой, чтобы еще раз взглянуть на женщину под вуалью и мавра. Она по-прежнему молчала, неподвижная как статуя. Мавр был бледен и так изменился в лице, словно в одну ночь пережил все страдания, что выпадают человеку за целую жизнь.

– Вы предлагаете мне мир от имени моего брата потому, – начал король, – что мой брат хочет, чтобы я его принял, и он уверен, что я не соглашусь на те условия, которые вы предъявили.

– Государь, вашей светлости еще не известно, каковы эти условия, – возразил Аженор.

– Я знаю, что вы предложите мне половину Испании, и знаю, что потребуете заложников, в числе которых должны быть мой министр Мотриль и его семья.

Мотриль смертельно побледнел, и казалось, что его пылающий взор стремился проникнуть в самое сердце дона Педро, чтобы убедиться, будет ли король упорствовать в отказе от мира.