Бастард де Молеон

Люди и лошади с наступлением темноты залегли в засаду. Каждый всадник, лежа на земле, держал поводья своего коня.

Около десяти вечера Каверлэ со своим отрядом вступил в ущелье. Англичане шли так уверенно, что даже не удосужились осмотреть лес; впрочем, ночь делала этот осмотр если не невозможным, то сильно затруднительным.

В тылу англичан бретонцы и испанцы соединились, словно связали два обрывка цепи.

Около полуночи послышался сильный шум: это были войска Каверлэ, бросившиеся в атаку на лагерь короля дона Энрике, который встретил их воинским кличем: «За дона Энрике и Кастилию!»

Тогда Бертран, имея справа от себя Аженора, а слева Заику Виллана, пустил свою конницу галопом, воскликнув: «За Богоматерь Гекленскую!»

В это время на флангах вспыхнули огромные костры и осветили поле боя, дав Каверлэ возможность увидеть, что пять или шесть тысяч его наемников попали в капкан.

Каверлэ вовсе не был тем человеком, который ищет славной, но никчемной смерти. Будь он на месте Эдуарда III в битве при Креси, он бежал бы; на месте принца Уэльского в битве при Пуатье – он сдался бы.[160]

Но поскольку люди сдаются лишь тогда, когда вообще нет выхода – особенно если, сдавшись в плен, они рискуют быть повешенными, – Каверлэ пустил свою лошадь в галоп и ускользнул через проход на фланге, подобно злодею в театре, который исчезает сквозь щель в небрежно поставленных кулисах.

Весь багаж Каверлэ: много золота, шкатулка с драгоценными камнями и вещами – все награбленное им за те три года, когда почтенный капитан, стремясь избежать виселицы, проявлял больше изобретательности, чем Александр,[161] Ганнибал,[162] или Цезарь[163] попало в руки бастарда де Молеона.

Мюзарон подсчитывал добычу, пока солдаты обирали мертвецов и связывали пленных; и оказалось, что теперь он служит одному из богатейших рыцарей христианского мира.

И сия сказочная метаморфоза произошла всего за час.

Наемники были разбиты наголову; едва две-три сотни из них унесли ноги. Этот успех так воодушевил испанцев, что младший брат дона Энрике де Трастамаре, дон Тельо, пришпорив коня, хотел в ту же минуту и без всякой подготовки опять идти на врага.

– Не горячитесь, граф, – посоветовал Бертран, – я думаю, вам не следует в одиночку идти на врага и рисковать бесславно попасть в плен.

– Но я полагаю, что за мной пойдет вся армия, – возразил дон Тельо.

– Нет, сеньор, не пойдет, – сказал Бертран.

– Пусть бретонцы остаются, если хотят, – упорствовал дон Тельо, – я пойду с испанцами.

– Зачем?

– Чтобы разбить англичан.

– Простите, – заметил Бертран, – бретонцы уже разбили англичан, но испанцы никогда не смогли бы их разбить.

– Что вы сказали? – гневно воскликнул дон Тельо, надвигаясь на коннетабля. – Это почему же?

– Потому что бретонские солдаты лучше английских, а испанские хуже, – невозмутимо объяснил Бертран.

Молодой граф чувствовал, что краснеет от злости.

– Странное дело, у нас в Испании всем распоряжается француз, – сказал он. – Но мы сейчас узнаем, кто здесь будет подчиняться или командовать: вы или дон Тельо. Хорошо? Кто пойдет со мной?

– Мои восемнадцать тысяч бретонцев пойдут лишь тогда, когда я дам приказ выступать, – ответил Бертран. – Что до ваших испанцев, то я командую ими лишь потому, что ваш и мой повелитель, дон Энрике де Трастамаре, приказал им подчиняться мне.

– Какие робкие эти французы! – раздраженно воскликнул дон Тельо. – Они сохраняют хладнокровие не только тоща, когда им грозит опасность, но и когда их оскорбляют. Примите мои поздравления, господин коннетабль!

– Вы правы, монсеньер, – отпарировал Бертран, – моя кровь холодна, пока течет в моих жилах, но горяча, когда льётся в бою.

И коннетабль, едва не потерявший самообладания, вцепился огромными ручищами в свою кольчугу.

– У вас холодная кровь, повторяю я! – вскричал дон Тельо. – И это потому, что вы старик. Ну а когда люди стареют, они начинают испытывать страх.

– Страх! – воскликнул Аженор, наезжая на дона Тельо. – Пусть кто-нибудь только заикнется, что коннетабль испытывает страх – ему не придется повторять это дважды!

– Спокойно, друг мой, – сказал коннетабль, – пусть безумцы творят свои глупости, мы будем терпеливы!

– Я требую уважения к королевской крови! – воскликнул дон Тельо. – Требую, слышите вы?

– Прежде уважайте самого себя, если хотите, чтобы вас уважали другие, – неожиданно раздался чей-то голос, заставивший вздрогнуть молодого графа, потому что эти слова произнес его старший брат, которому сообщили об этой досадной перебранке, – и главное – не оскорбляйте нашего союзника, нашего героя.

– Благодарю вас, государь, – сказал Бертран. – Ваша великодушная речь избавляет меня от этой печальной работы – наказывать наглецов. Но я говорю это не о вас, дон Тельо, надеюсь, вы уже поняли, что ошиблись.

– Я? Ошибся? Разве я не прав, сказав, что мы хотим дать бой? Разве не правда, государь, что мы идем на врага? – спросил дон Тельо.

– Идти на врага! Сейчас? – воскликнул Дюгеклен. – Но это невозможно!

– Нет, мой дорогой коннетабль, возможно, – возразил дон Энрике, – даже ясно, что уже на рассвете мы вступим в бой.