Бастард де Молеон

Мюзарон уселся на нижнюю перекладину; Перахо расположился шагах в двадцати поодаль, спрятавшись за смоковницей, а Энрике и Аженор пошли вперед в тени больших деревьев, которая, естественно, скрывала их от взглядов тех, кто мог стоять на свету.

Вскоре они подошли к дому так близко, что вместо умолкнувших звуков гузлы услышали вздохи музыкантши.

– Граф, подождите меня под сводом жимолости, – сказал Аженор, который был уже не в силах ждать, – не пройдет и десяти минут, как я поговорю с мавританкой и узнаю, зачем ее отец приехал в Бордо. Если на меня нападут, не подвергайте опасности вашу жизнь и возвращайтесь к лестнице. Я дам вам знать, крикнув: «На стену!»

– Если на вас нападут, – ответил Энрике, – то помните, шевалье, что, наверное, никто, кроме моего брата короля дона Педро и моего сеньора мессира Дюгеклена, не владеет длинной шпагой[112] лучше меня. Тогда, шевалье, я докажу вам, что не хвастаюсь по-пустому.

Аженор поблагодарил графа, исчезнувшего в темноте, где глаза рыцаря не могли его разглядеть. Молеон направился к дому, который от леса отделяло пространство, озаренное луной. Он немного помедлил перед тем, как бросить вызов свету. Аженор уже был готов перебежать эту полосу, но в это мгновение боковая дверь дома со скрипом открылась и из нее вышли трое мужчин; они тихо беседовали. Тот, кто прошел совсем рядом с Аженором, который, оцепенев и затаив дыхание, прятался в тени платана, был Мотриль; его легко было узнать по белому бурнусу; рядом шел рыцарь в черных доспехах; третьему сеньору, в пурпурном плаще, прикрывавшем богатый кастильский костюм, предстояло пройти в двух шагах от дона Энрике.

– Сеньор, не надо сердится на Мотриля за то, что сегодня вечером он отказывается показать вам свою дочь, – весело обратился человек в пурпурном плаще к рыцарю в черном. – Он и мне, кто уже полтора месяца путешествует вместе с ним и ночью и днем, весьма неохотно позволил взглянуть на нее.

Рыцарь в черном что-то ответил, но Аженора нисколько не интересовали его слова. Он страстно желал знать лишь одно, что сейчас и узнал: Аисса осталась без присмотра. Услышав отцовский голос, она даже встала и, любопытствуя, высунулась из окна, чтобы проводить глазами трех таинственных мужчин.

Рыцарь выскочил из кустов и в два прыжка оказался под окном, расположенном на высоте двадцати футов.

– Аисса, ты узнаешь меня? – спросил он.

Сколь бы сильно девушка ни владела собой, она, невольно вскрикнув, отпрянула назад. Но тут же, узнав того, кто постоянно жил в ее мыслях, протянула руки и спросила:

– Это ты, Аженор?

– Да, любовь моя, это я. Но как мне влезть к тебе, когда я вновь обрел тебя столь чудесным образом? Нет ли у тебя шелковой лестницы?

– Нет, но завтра я ее достану, – ответила Аисса. – Мой отец проведет ночь в замке принца. Приходи завтра, а сейчас берегись, они бродят рядом.

– Кто они? – спросил Аженор.

– Мой отец, Черный принц и король.

– Какой король?

– Король дон Педро.

Аженор вспомнил об Энрике, который, наверное, окажется лицом к лицу с братом.

– До завтра, – тихо сказал он, убегая под деревья. Аженор ошибся лишь наполовину. К месту, где прятался Энрике, направились все трое. Граф сразу же узнал Мотриля.

– Сеньор, ваше величество напрасно беспрестанно вспоминает Аиссу, – сказал Мотриль в тот момент, когда можно стало расслышать его голос. – Благородный сын короля Англии, прославленный принц Уэльский прибыл не для того, чтобы видеть бедную дочь Африки, а решать вместе с вами судьбу великого королевства.

Энрике, который, чтобы лучше слышать, наполовину высунулся из кустов, отпрянул.

«Принц Уэльский!» – пробормотал он, сильно удивившись и жадно вглядываясь в черные доспехи, столь известные в Европе после кровавых битв при Креси и Пуатье.

– Завтра я приму вас у себя, – сказал принц, – и завтра же, прежде чем мы разъедемся, все будет решено, и тогда дело можно будет предать огласке. Сегодня я должен исполнять желания моего гостя и не возбуждать любопытства придворных; поэтому мне нужно, перед тем как что-либо решать, точно узнать намерения его величества короля Кастилии дона Педро.

Сказав это, Черный принц учтиво поклонился в сторону кавалера в алом плаще.

Пот выступил на лбу Энрике, но ему стало гораздо страшнее, когда хорошо знакомый голос произнес: